Лика. Повелительница демонов
Шрифт:
— Уже!
Лика почувствовала, что бледнеет. Пажи распахнули дверцы её мобиля. Ей ничего не оставалось, как выйти на песчаную дорогу, под палящие лучи солнца. Небо было ярко-синее. По обе стороны дороги тянулись поля здесь уже пожелтевшей кукурузы, и от них веяло жаром. К мобилю приближалась яркая цепочка танцующих фарандолу. Множество детей, одетых в странные костюмы, сшитые из больших красных и зеленых ромбов, прыгали, проделывали ошеломляющие сальто-мортале, чуть ли не кидались под колёса. Шофёры тоже были наряжены в причудливые ливреи из розового атласа, украшенные белыми перьями.
— О, вот они, властелины
Толпа расступилась, и вперед вышел высокий мужчина В костюме из пурпурного бархата. Он шагал, как-то неуклюже раскачиваясь, опираясь на трость черного дерева.
По мере того как он, хромая, приближался, все отчетливее вырисовывалось его лицо, такое же неприятное, как и его походка. Два глубоких шрама пересекали левую щеку и висок, отчего одно веко было полуприкрыто. Толстые губы выделялись на его лице, чисто выбритом, что противоречило моде и придавало еще более необычный вид этому страшному и странному человеку.
«Это не он, — взмолилась Лика. — Боже, сделай, чтобы это был не он».
— Ваш супруг, граф Стим, сударыня, — произнес рядом с нею маркиз Андижос.
Лика присела в заученном реверансе. Ее обостренный отчаянием ум отмечал какие-то нелепые мелочи: усыпанные брильянтами банты на туфлях графа; на одной туфле каблук повыше, чем на другой, чтобы сгладить хромоту; чулки с искусно вышитыми шелком стрелками; роскошный костюм, шпага, огромный белоснежный кружевной воротник.
Он что-то сказал, она что-то ответила невпопад. Дробь тамбуринов и душераздирающие вопли труб оглушали ее.
Когда она снова села в кабину, на колени к ней упал огромный букет роз и несколько маленьких букетиков фиалок.
— Цветы или, как их называют у нас, «услада жизни», — сказал кто-то рядом с Ликой.
Лика повернула голову и увидела, что рядом с нею сидит уже не маркиз Андижос, а тот, другой. Она склонилась к цветам, чтобы не видеть ужасного лица.
Вскоре показался город, ощетинившийся своими башнями и красными кокольнями. Кортеж проехал по узким улочкам, похожим на глубокие тенистые коридоры, куда сверху просачивался пурпурный свет солнца.
Во дворце графа Стима Лику быстро переодели в великолепное белое бархатное платье с аппликациями из белого атласа. Застежки и банты были украшены брильянтами. Наряжая ее, горничные то и дело подавали ей ледяные напитки. Анжелику мучила жажда. В полдень под перезвон колоколов кортеж направился в собор, где навстречу новобрачным на паперть вышел сам архиепископ.
После обряда благословения Лика, по обычаю самой высшей знати, шла от алтаря одна. Прихрамывающий сеньор шагал впереди, и его длинная дергающаяся фигура в красном показалась ей столь же неуместной здесь, под окутанными ладаном церковными сводами, как если бы тут вдруг появился сам дьявол. Когда они вышли из церкви, можно было подумать, что весь город высыпал на улицу. Лика никак не могла поверить, что вся эта шумиха вызвана ее бракосочетанием с графом Стимом. Она невольно поискала глазами зрелище, которое заставляло толпу так радостно улыбаться и прыгать от восторга. Но все взоры были устремлены на нее. И именно ей кланялись сеньоры с пылкими взглядами и дамы в ослепительных нарядах.
Из собора во дворец молодые супруги ехали по дороге,
Слева от дороги поблескивала золотистая лента реки, и с лодок доносились громкие приветственные крики.
Лика вдруг поймала себя на том, что она невольно улыбается. Ярко-голубое небо, аромат, исходивший от раздавленных цветов, пьянили ее. Неожиданно из груди ее чуть было не вырвался крик — у пажей, которые ее сопровождали, лица были цвета лакрицы. Сначала она подумала, что они в масках, и только сейчас поняла, что кожа у них и в самом деле черная. Лика впервые видела мавров.
Нет, положительно она попала в какой-то иной, нереальный мир. Она почувствовала себя бесконечно одинокой в этом феерическом сне, и, быть может, проснувшись, она с трудом вспомнит его.
А рядом с собой она по-прежнему видела освещенное солнцем изуродованное лицо человека, которого называли ее мужем и которого восторженно приветствовал народ.
Золотые монетки со звоном падали на булыжник. Пажи бросали их в толпу, и люди дрались из-за них, поднимая тучи пыли.
В дворцовом саду, в тени деревьев, были расставлены длинные белые столы. У входа били фонтаны вина, и любой прохожий мог пить его вволю. Все знатные сеньоры и именитые горожане были приглашены на этот праздник.
Лика сидела между архиепископом и графом Стимом. Кусок не шел ей в горло, и она лишь смотрела на бесконечные перемены блюд, которыми лакеи обносили гостей: куропатки в горшочках, филе утки, гранаты под кровавым соусом, перепелки на сковороде, форель, крольчата, всевозможные салаты, рубец ягненка, паштет из гусиной печенки. На десерт были поданы пончики с персиками, всевозможные сорта варенья, печенья и пирожные на меду, пирамиды фруктов, такие огромные, что за ними не было видно арапчат, которые их вносили. Вина всех цветов и оттенков, начиная с темно-красного и кончая светло-золотистым, следовали одно за другим.
Рядом со своей тарелкой Лика увидела какой-то странный золотой предмет, нечто вроде маленьких вил. Оглядевшись, она заметила, что большинство гостей пользуется ими, втыкая в мясо, чтобы поднести его ко рту. Она попробовала последовать их примеру, но после нескольких неудачных попыток предпочла пустить в ход ложку, которую ей оставили, увидев, что она не справляется с этим забавным орудием, которое все называли вилкой. Это нелепое происшествие еще больше удручило Лику.
Нет ничего тяжелее, как присутствовать на празднестве, к которому не лежит сердце! От страха перед будущим, от возмущения Лика словно оцепенела, она чувствовала себя измученной этим шумом, этим изобилием. Но гордая по натуре, она не показывала виду и улыбалась, для каждого находя приветливое слово. Непривычное земное тяготение давило, но железная дисциплина, к которой ее приучили в женском лицее, помогала сохранять, несмотря на усталость, великолепную осанку. И только одного она не в силах была сделать — повернуть лицо к графу Стиму, и, понимая, что ее поведение может показаться странным, она все свое внимание сосредоточила на соседе с другой стороны, на архиепископе, красивом, цветущем мужчине лет сорока. Говорил он вкрадчиво, держался со светской любезностью, но его голубые глаза смотрели холодно.