Лика. Повелительница демонов
Шрифт:
— Проклятый Жермонт! — пробормотала она. — О, Жорж, я совсем забыла! Ведь вы убили племянника архиепископа.
Он ласково успокоил ее.
— Не думайте об этом. Он сам вынудил меня, ведь есть же свидетели. Вот если бы я простил его, тогда бы меня осудили. Архиепископ принадлежит к знатному роду, и ему остается только примириться. Боже мой, дорогая, — прошептал он, — вы еще прекраснее, чем я думал.
Он пальцем обвел округлость ее белого и упругого живота. Она улыбнулась и блаженно вздохнула. А ей всегда говорили, что мужчины, удовлетворив свою страсть, становятся грубыми и холодными…
Нет, Жорж решительно
Он лег рядом с Ликой на кушетку, прижался к ней, и она услышала, как он тихо засмеялся.
— Подумать только, архиепископ сейчас смотрит со своей башни на Отель Веселой Науки и проклинает мое распутство! О, если бы он знал, что я в это время вкушаю «плоды преступной страсти» со своей собственной женой, союз с которой он сам благословил!
— Вы неисправимы. Он не зря относится к вам с подозрением. Ведь верно, если существует два способа делать что-то, вы обязательно изыскиваете третий. Вы могли, к примеру, или найти себе любовницу, или честно выполнять свой супружеский долг. Но вам нужно было так обставить нашу брачную ночь, чтобы я в ваших объятиях чувствовала себя грешницей.
— Приятнейшее чувство, не правда ли?
— Замолчите, Жорж! Вы просто дьявол! Признайтесь, что сами вы ловко увернулись от греха после своей проповеди, а гостям это вряд ли удалось. До чего же искусно вы вовлекли их в то, что его преосвященство называет «развратом»… И я совсем не убеждена, что вы человек… безопасный!..
— Ах, Лика! Не сомневаюсь, что благодаря вам моя душа получит отпущение грехов. Но не будем лишать себя прелестей жизни. У многих народов представления о нравственности совсем иные, чем у нас, но это не мешает им быть благородными и счастливыми. Под своими великолепными одеждами мы скрываем неотесанность души и грубость чувств, и я мечтаю увидеть на радость себе, как женщины и мужчины станут более утонченными. Меня все это радует, ибо я люблю женщин, как и все прекрасное. Нет, Лика, мой ангел, меня не гложет совесть, и я не собираюсь каяться в грехах…
Только став женщиной, Анжелика по-настоящему расцвела. Раньше она была как бутон розы, которому тесно в его оболочке. Горячая кровь ее предков дала себя знать.
Все последующие дни, все то время, пока длились празднества в Отеле Веселой Науки, Анжелику не покидало ощущение, что она перенеслась в другой мир, мир полноты чувств и волшебных открытий. И ей казалось, что за его пределами не существует ничего, что вся жизнь замерла.
Любовь разгоралась в ней все сильнее. У нее порозовели щеки, и даже в смехе ее появилось что-то новое, дерзкое. Каждую ночь Жорж находил ее все более жадной до ласк, все более требовательной, и просыпавшаяся иногда в ней целомудренная Диана, отказывавшаяся подчиниться какой-нибудь новой фантазии мужа, очень скоро уступала, и Лика полностью отдавалась в его власть.
Гости тоже, казалось, жили в той же атмосфере полной непринужденности и легкости, царившей в замке.
Этим они были обязаны удивительной способности графа Стима позаботиться о всех удобствах для своих гостей, предусмотреть все до мельчайших деталей.
Внешне беспечный, он все время мелькал среди гостей, но Анжелика чувствовала, что он думает только о ней, поет только для нее. Правда, иногда она видела, как взгляд его темных глаз встречается с дерзким взглядом какой-нибудь кокетки, расспрашивавшей
Прошла неделя, и Анжелика со смешанным чувством облегчения и грусти провожала тяжелые, украшенные гербами дизельные мобили, которые подкатывали к подъезду дворца, чтобы увезти своих хозяев в далекие имения. Отъезжающие, высунув изящные руки в кружевных манжетах, посылали последний привет остающимся.
Анжелика с балкона игриво одаривала их воздушными поцелуями.
Она была рада, что наконец побудет немного в тишине, что теперь муж будет принадлежать ей одной. И в то же время в глубине души она грустила, что кончились эти восхитительные дни. Такие счастливые мгновения бывают только раз в жизни. Никогда — Лику вдруг охватило мрачное предчувствие, — никогда больше не повторится эта ослепительно счастливая неделя.
После отъезда гостей Жорж заперся в своей лаборатории, где он не был все то время, пока во дворце длился Праздник любви.
Это торопливое бегство привело Лику в бешенство, и, тщетно ожидая его, она в ярости металась на своей широкой кровати.
«Вот каковы мужчины! — с горечью думала она. — Они снисходят до того, чтобы мимоходом уделить нам немного времени, но, как только дело коснется их личных увлечений, их уже ничем не удержишь. У одних это дуэли, у других — война. А у Жоржа — его реторты. Раньше я любила, когда он рассказывал мне о своей работе, мне казалось, что он питает ко мне дружеские чувства, но теперь я ненавижу его лабораторию!»
Так, негодуя на мужа, она в конце концов и уснула.
Проснулась она отсвета ночника и увидела у своего изголовья Жоржа. Он уже почти разделся. Резким движением она поднялась и села в постели, обхватив колени руками.
— Разве была такая уж необходимость вам приходить сюда? — спросила она. — Я слышу, в саду уже просыпаются птицы. По-моему, вам лучше закончить так прелестно начатую ночь в вашей лаборатории, прижав к сердцу пузатую стеклянную реторту.
Не выразив ни малейшего раскаяния, граф рассмеялся.
— Я в отчаянии, дорогая, но я никак не мог оставить начатый опыт. А знаете, в этом немного виноват и наш ужасный архиепископ. Весть о смерти племянника он принял, как подобает дворянину. Но — будем осторожны — дуэли запрещены. Это для него лишний козырь в игре. Я получил ультиматум: раскрыть этому невежде, монаху Беше, секрет производства золота. Ну а так как о золоте с проклятого материка я рассказать не могу, то придется повезти его на рудник, чтобы он увидел, как происходит добыча золотоносной руды и как из нее получают золото.
— Все это меня совершенно не интересует, — сердито прервала его Лика.
— Я хочу спать.
Но она великолепно сознавала, что спадающие на лицо распущенные волосы и кружевная оборка ее ночной кофты, соскользнувшая с обнаженного плеча, производят на него гораздо большее впечатление, чем ее слова.
Жорж погладил нежное смуглое плечо Лики, а она молниеносно вонзила ему в руку свои острые зубки. Он шлепнул ее и, с наигранным гневом толкнув, опрокинул на постель. Началась борьба. И очень скоро Лика оказалась побежденной, чему она каждый раз удивлялась.