Ликуя и скорбя

Шахмагонов Федор Федорович

— Побить Ольгерда,— молвил Андрей Кобыла,— это свою силу перед Ордой показать. Рано!

Приговорили перемирие с Ольгердом до петрова дня и с Михаилом мир, лишь бы ушел жестокий литовец...

4

Уходил Ольгерд спешно, выбрасывая вперед разъезды, опасаясь перехвата из Перемышля, держал сторожевой полк со спины — а вдруг дружины, что шли в Москву из Переяславля, ударят вслед? Ходить умел быстро, пути выбирал неожиданные, змеей вполз на Русь, змеей уползал. Его движение на Москву обозначалось

сигнальными дымами, и провожали его сигнальные дымы. Шел на Москву, пытаясь поймать дымарей, уходил — не рассылал к кострам разъезда, и без того таяло его войско.

Возвратившись из-под Москвы в Тверь, Михаил метался в ярости и опаске. Остался один на один с Дмитрием, одна надежда на Орду.

Идти в Орду — надо нести богатый выход, надо нести редкостные подарки, чтобы хана умилостивить, одарить Мамая, а это не так-то просто. Мамай не охотник до мехов и до золота, не покидает ни летом, ни зимой своей юрты. Давно одарен сверх меры доспехами, дорогим оружием. Подарки берет для своих воинов, этим только и можно покорить его сердце, а женам его надо везти украшения из лала, редчайшего самоцвета, что находят в ущельях Каменного пояса, смарагды и соболиные меха.

Поскакали княжьи тиуны и доводчики по волостям собирать ордынские «выходы». Михаил призвал тверского владыку епископа Василия, своего отца крестного, и сказал ему:

— Доколе стоит Москва, не иметь нам в Твери покоя!

И без княжеского напоминания истина владыке известная. Ревновал и он к Москве. Мечтал о власти митрополита всея Руси. Князя не оспорил, но и не поддержал, догадываясь, что не спорить призвал его князь, а требовать.

— Пишу патриарху жалобу на митрополита Алексея за его обман и обиду Твери. Москва и Тверь должны быть равными перед церковным престолом...

Василий помалкивал. Ему-то ведомо, что митрополичье звание получается дарами Москвы патриарху, а за него, за Василия, Михаилу, князю тверскому, дарить в Царьград нечего.

— В Москве свой митрополит, а почему Твери не иметь?— спрашивал Михаил.

Усмехнулся про себя Василий. Разумен князь Михаил, княжение держит грозно, а вот в церковных делах непонятлив. Одна митрополия — то власть, две — уже двоевластие. В одной митрополии все церковные средства в одной руке, а, если разнести те средства на десять рук, что же останется патриарху в Царьграде?

— Бью челом патриарху,— продолжал Михаил,— быть епископу Василию митрополитом, а обидчика чтоб изгнали! Ведомо мне, что и князь Ольгерд пересылается о том же с патриархом.

Князь Михаил искусно бросал зерна ревности в сердце старца, старец догадывался, что княжеская рука тянется к церковной казне.

Велик запрос, но престол митрополита того стоил. Опасался Василий напрасных хлопот. Хан Авдулла, пожалуй, даст ярлык, не впервой Орде намертво сталкивать Тверь с Москвой. Ярлык дадут, а вот как удержать великое владимирское княжение? Дмитрий был юн, не отроком даже, мальчиком, а согнал Суздальца с владимирского стола. Знал Василий, что ничего не бывает тайного, что не стало бы явным, знал, что длинны, руки у митрополита, а не выдержал искуса. Благословил Михаила на поклон хану.

Мамай принял дары тверского князя, пропустил к хану, к эмирам. Отчего же не взять то, что само плывет в руки? Не препятствовал,

когда Авдулла дал ярлык Михаилу на великое владимирское княжение. Видел Мамай, что не сидеть Михаилу великим князем на владимирском столе, сгонит Дмитрий, а, сгоняя, кровь прольет и москвичей и твсричан, а это уже добро Орде. Не оспорил он и слов Ольгерда, что пересказал ему князь Михаил: «Дмитрий молод, но уже грозен! Годы бегут, взматереет — грянет гроза над Ордой!» Нет, не опасался Мамай ни Дмитрия, ни Москвы. Свои расчеты про себя держал. Дмитрию долго выбираться из вражды с Тверью и Рязанью; ему, Мамаю, немало надо положить сил, чтобы повергнуть в прах ханов Азиза и Амурата. Да только он, Мамай, опередит Дмитрия, а опередит, так сильная Москва против единой Орды — ничто, а в походе к Последнему морю то будет его покорный улус, и будет он черпать из него казну, хлеб и воинов. А пока он, Мамай, не силен, пусть держит Михаил тверской Дмитрия, чтобы не взмыл в небо соколом.

Вызвался идти послом в Москву ставить Михаила на владимирское княжение эмир Сары-хожа.

Сары-хожа еще не вышел с посольством из Орды, от отца Сильвестра полетела весточка в Троицкий монастырь: «Идет Михаил с ярлыком на владимирское княжение».

Князь Дмитрий, получив эту весть, пошел с митрополитом по городам: бояре, черные люди, купцы и князья целовали крест не даваться Михаилу, на великое княжение во Владимир не пускать.

Михаил подошел к Владимиру с ханским послом и ордынской тысячей. Владимирцы затворили ворота и послали сказать князю Михаилу:

— Не люб нам, не ходи в город! Целовали крест князю Дмитрию, на том стоим и стоять будем!

Не брать же на княжение город приступом, да и с кем брать? С тысячей всадников город не возьмешь. Михаил отошел в Тверь. Сары-хожа послал повеление Дмитрию идти в Тверь к ярлыку.

Из Москвы пришел в Тверь ответ: «К ярлыку не еду, на княжение владимирское не пущу, а тебе, послу, путь чист!»

— Сам бери то, что просил! — молвил Сары-хожа князю Михаилу. Отдал ему ярлык и ушел с ордынцами в Москву.

Времена изменились. Ранее Орда охотно приходила с войском помочь одному русскому князю против другого. Разве посмел бы ранее русский князь ответить ханскому послу, что к ярлыку не едет и послу путь чист? Тысячи ордынских всадников достало бы рассеять любое войско, ибо не силой, не воинским умением взяли бы ордынцы, а страхом перед гневом хана. За тысячей явились бы десятки тысяч ордынцев.

Сары-хожа отошел в Москву, Михаилу стало жутко.

Еще и еще раз князь Михаил возвращался в своих раздумьях к памятной встрече в лесной избе на свадьбе московского князя. Не все он тогда понял.

Завязка Москвы с Суздалью сама по себе напрашивалась, для того и сватал Дмитрий дочь Суздальца, но крепка ли эта завязка? Немало игралось таких свадеб, а потом тесть с зятем трясли друг друга до смерти. Здесь же повернулось по-иному. Суздаль да Москва завязались в союз, и тот союз страшен для Твери. От Суздали к Бежецкому верху рукой подать. Когда Ольгерд подошел к стенам Москвы, Суздалец громил тверские волости.

Полно обид на Москву у Рязани: Олег горяч, властен. Неужели забыл обиды? Под Шишевским лесом бил Орду, у щуровской крепости стоял с Москвой, шел на Ольгерда.