Ликвидация
Шрифт:
Высокий плечистый парень, стриженный ежиком, облаченный в просторный пиджак и широкие брюки, неспешно брел по пустынному тротуару. Непонятно было, почему он выбрал для прогулок такую неуютную ночь, но, в конце концов, одесские парни всегда выделялись среди своих сверстников оригинальностью. Навстречу любителю ночных прогулок из темной подворотни вывернул паренек лет пятнадцати, неумело сжимавший в пальцах дешевую папиросу «Бокс».
— Дяденька, прикурить не найдется?
— Что? — не сразу откликнулся странный ночной
— Огонь есть?.. Нет?.. Ну и не надо…
Похоже, паренек собрался было задать стрекача, но Лапонин не позволил ему этого сделать. Он протянул руку и длинными холодными пальцами взял паренька за потертый лацкан. Щелкнула зажигалка, выбросив в темноту целый столб пламени. Паренек испуганно отшатнулся.
— Лицо мне твое знакомо, — задумчиво проговорил Лапонин, освещая зажигалкой паренька.
— Ж-живу недалеко, — цепенеющим от страха голосом проговорил тот.
— Прикуривать-то будешь?..
Паренек, стараясь держаться взросло, по-солидному, продул мундштук, сунул папиросу в рот, придвинулся к Лапонину. И тут же охнул, скрючившись. В живот ему уперся ствол пистолета.
— Прикуривай, прикуривай… — ухмыльнулся лейтенант.
Дрожащая в губах папироса наконец занялась. Парень, не подымая глаз, отстранился.
— Спасибо…
— На здоровье. — Лапонин демонстративно засунул пистолет за пояс и запахнул полу пиджака.
Паренек отошел от него на пару шагов. А в следующий момент развернулся и молча бросил в глаза лейтенанту пригоршню раскрошенного между ладоней папиросного табака…
Ослепленный Лапонин с руганью схватился за пистолет. Но выстрелить не успел — сзади на шею ему бросился хромой фронтовик с ножом.
— Вот тебе за Ваську! За Ваську!.. — исступленно выкрикивал инвалид, нанося Лапонину удары ножом в шею и затылок. — За Ваську, гад!.. За Ваську…
Лейтенант давно уже лежал неподвижно. Тротуар был красен от крови. Густой ручеек вишневого цвета струился на мокрую мостовую, быстро растворяясь в луже, а рыдающий фронтовик по-прежнему бил и бил мертвого ножом…
— Батя, тикаем… — склонился к отцу Сережка. На убитого он старался не смотреть.
Фронтовик наконец опомнился. С трудом поднявшись, изумленно смотрел на окровавленный нож в своей руке и труп убитого им человека. В соседних домах вспыхнул свет, кто-то приник к стеклу, пытаясь понять, что происходит на улице.
— Батя, пойдем… — теребил отца за рукав Сережка. — Батя…
— Бежи отсюда, Серега. — Инвалид снова опустился на панель рядом с трупом, слепо зашарил по карманам в поисках папирос.
Опергруппа подъехала через десять минут. Водитель поставил «Опель» так, чтобы фары освещали место происшествия. Курящий возле тела фронтовик даже не взглянул на подошедших Гоцмана и Якименко. Заплаканный Сережка сидел на корточках у входа в арку. Заметив взгляд Гоцмана, он отскочил на несколько шагов.
— Ку-уда побежал?! — окликнул его водитель-сержант. —
— Сядь в машину и калитку закрой, — зло оборвал его Гоцман.
Якименко склонился над убитым, коснулся его мокрого от крови и дождя лба. Он узнал человека, которого допрашивал пять дней назад. Покачав головой, вынул из мертвой руки «парабеллум». К рукоятке была привинчена серебряная табличка с гравировкой «Гвардии младшему лейтенанту Лапонину К. П. за образцовое выполнение особо важного задания командования».
Гоцман подошел к дымящему фронтовику. Тот поднял глаза:
— Я его за Ваську… Это он его тогда… в спину…
— И шо, легче стало? — хмуро обронил Гоцман. Фронтовик вытер с небритых щек слезы, покачал головой:
— Не-е…
— Давай помогай. — Якименко, пыхтя, подхватил убитого под мышки.
Фронтовик взялся за сапоги…
— Батя!.. — отчаянно выкрикнул Сережка, выбегая из подворотни и приникая к спине отца.
Гоцман зло отвернулся, хлопнул дверцей, усаживаясь рядом с водителем. Тот, так и не поняв, чем рассердил начальника, торопливо включил зажигание. А Давиду в этот момент больше всего хотелось положить на стол Омельянчуку рапорт об отставке.
Жуков, время от времени прихлебывая холодный боржом, расхаживал по кабинету, хмурился. Рядом с Чусовым стояли две пустые бутылки и стакан. Разговор шел уже второй час. Время от времени на столе тихо трезвонили телефоны, но командующий округом не обращал на них внимания.
— Повторяю, задача этой операции — накрыть всех разом! — продолжал говорить полковник. — Всех… понимаете, товарищ Маршал Советского Союза?
— Понимаю, — неожиданно покладисто кивнул Жуков. — Чего ж не понять?.. Задачу — вполне понимаю. А решением — не убедил. Не убедил, — повторил он уже тише, словно прислушиваясь к себе.
Чусов раздраженно захлопнул принесенную с собой папку, вытянулся по стойке «смирно»:
— Разрешите идти?
Маршал остановился напротив полковника, долго и пристально изучал его упрямо застывшее лицо.
— Нет, не разрешаю! Не разрешаю!.. Что раньше времени сдаешься, полковник?! Убеждай! Я же не идиот — давай, убеждай меня!..
Маршал раздраженно отодвинул стул от стола, плюхнулся на сиденье, махнул рукой — садись!.. Чусов со вздохом уселся, помолчал, собираясь с мыслями, снова раскрыл папку.
— Слушаюсь, товарищ Маршал Советского Союза… Ещё раз, по порядку… Мы имеем хорошо построенную, мощную организацию противника, действующую на территории области, возможно, еще с довоенных времен. Это факт номер один. В ее главе стоит прекрасно законспирированный, великолепно обученный, имеющий огромный опыт работы в нашем тылу немецкий агент по кличке Академик. Благодаря своим недюжинным способностям ему удалось глубоко внедриться не только в органы милиции, но и в органы госбезопасности. Это факт номер два…