Шрифт:
…Потом говорили и писали, будто управляющего делами убили, выкинув из окна его собственной квартиры. На самом деле, убили его раньше, выкинули уже труп. Мы ж не звери – живого человека с девятого этажа выбрасывать, если такого приказа нет. А приказ был простой: допросить и ликвидировать. Так, чтобы понятно было: по грехам его ему воздалось.
Сигнализацию отключили, замки вскрыли за полминуты, вошли. Он нас хорошо знал и сразу все понял. Умолять не стал, только попросил легкой смерти. Да мы ведь не против. Дай показания – и будет тебе легкая смерть.
Он все рассказал. Все счета назвал, все проводки, копии документов, за которыми мы пришли, вынес
Моряк его легко ликвидировал, нужную точку на шее надел – и готово. Вот после этого и выбросили.
Четверо мужчин среднего возраста в добротных костюмах и недешевых галстуках, недавно завезённых в спецрпспределитель, молча сидели в обширном кабинете. Лишь одному из них пару раз приходилось бывать здесь раньше. Поэтому он знал, что окна в этом кабинете из пуленепробиваемого стекла, слегка отдающего фиолетовым оттенком. Сейчас окна были закрыты плотными светло-бежевыми шторами. Впрочем, они были закрыты всегда, разве только хозяин кабинета иногда слегка откидывал край мягкой на ощупь ткани, выглядывая во двор. Это, впрочем, происходило редко: не рекомендовалось по соображениям безопасности. Поэтому в кабинете постоянно, днём и ночью, горел свет.
Ожидание продлилось недолго. В стене открылась неприметная дверь, роль которой исполнил книжный шкаф, и в кабинет вошёл Генеральный секретарь. Все четверо встали, но он слабо махнул рукой, давая понять, что сейчас не до формальностей. Шёл Генеральный медленно, выглядел задумчивым. Сел в своё кресло, оперся локтем о столешницу, покрытую зелёным сукном.
Словно в бильярдной, – подумал один из мужчин. Что подумали остальные – неизвестно.
Он потёр ладонью обширное бордовое пятно на лбу, звякнув ключом, открыл один из ящиков стола, достал обычную серую папку, положил перед старшим группы.
– Вот, – сказал владыка величайшей в мире державы. – Здесь все.
Папка была не слишком толстой. Старший, не меняя непроницаемого выражения лица, развязал тесемки, достал пару десятков листов обычного формата, быстро просмотрел и положил обратно.
– Да, сказал он. – Здесь все.
Генеральный умел владеть лицом не хуже любого из присутствующих, но было видно, что слова Старший покоробили его. Он грузно поднялся из кресла, взял папку и сделал приглашающий жест. Старший последовал за ним в соседнюю комнатку, в полумраке которой плясали отсветы огня в небольшом камине. Под внимательным взглядом Старшего он бросил папку в огонь. Они подождали, пока картон и бумага сгорели дотла. Старший пошевелил золу фигурной кочергой, удовлетворенно кивнул головой. Они вернулись, и Генеральный, молча, не прощаясь, вышел в дверь, противоположную той, откуда вошёл.
Больше Горец никогда с ним не встречался.
Ситуация почти полностью повторилась ещё дважды – когда группа вошла в кабинеты председателя Комиссии партийного контроля и управляющего делами.
Здесь их ждали, высокопоставленные партийные боссы держали папки наготове. В каждом кабинете стоял шредер – аппарат для уничтожения секретных бумаг. Старший опускал листы в прорезь не торопясь, аккуратно. За листами следовали папки.
Ни одного слова при этом произнесено не было. После измельчения бумаг Старший открывал аппарат и брал горстку образовавшейся трухи, бросал
«Интересно, что ему не нравится?»,– подумал Горец. Об этом же подумали и все остальные.
Они прошли коридорами мимо неподвижных офицеров на постах охраны, которые смотрели мимо них невидящими глазами. Вышли на Старую площадь, неторопливо подошли к памятнику героям Плевны, остановились. Старший закурил, давая понять, что все прошло по плану и можно расслабиться.
– И что дальше? – спросил Моряк.– Разбегаемся, или?..
Моряк получил свой оперативный псевдоним потому, что родился в такой глухомани, откуда, как сказал бы классик, хоть три года скачи – ни до какого моря не доскачешь. Считалось, что такого рода уловки повышают уровень секретности и оберегают личный состав от провала. Кто придумывал псевдонимы, знать не полагается. Горец, однако, подозревал, что не слишком умные люди.
Старший затянулся, стряхнул пепел, бросил на Моряка мрачный взгляд.
– Да ты шутник, оказывается…
Чуть помолчав, назвал адрес, где будет их ждать ровно через неделю. Адрес был новый. Значит, что-то все же изменилось.
НЕ КИЛЛЕР
Горец вёл рассеянный образ жизни, совершенно, казалось бы, не совместимый с его ремеслом. Для ясности надо сразу сказать, что под этим псевдонимом его знали лишь несколько человек, а обычных имён, как, впрочем, и паспортов, у него было не менее десятка.
Горец был завсегдатаем всех светских мероприятий в городах, куда его забрасывала работа, жил в дорогих отелях, кутил в наилучших ресторанах, открыто встречался с шикарными, а стало быть, дорогостоящими женщинами, время от времени куролесил (впрочем, умеренно), внимательно следя за красочными описаниями его безобидных похождений на страницах местных таблоидов. Не имел привычки прятать лицо от многочисленных папарацци, наоборот, довольно улыбался, когда они заставали его в компании с очередной длинноногой красоткой. Заводил нужные связи в местной полиции, деловых кругах, в обществе. При этом в связях был крайне разборчив.
Деньги у него водились, ибо в нескольких странах имел вполне официальные консалтинговые фирмы. И, судя по всему, его советы ценились высоко, потому что несколько раз в год на счета этих фирм поступали солидные перечисления, с которых аккуратно платились все положенные налоги. Справедливости ради надо сказать, что с других счётов, надёжно упрятанных в разных оффшорах, никаких налогов не платилось, хотя деньги на них ложились куда более серьезные. Можно сказать, большие деньги.
Образ жизни Горца не соответствовал его главному и единственному занятию потому, что был он вовсе не проницательным консультантом, а ликвидатором. Сильно ошибётся тот, кто посчитает, что речь идёт о киллере. Ведь кто есть среднестатистический киллер? Существо весьма жалкое, большую часть своего времени тратящее на то, чтобы остаться серым, неприметным пятном на ярком празднике жизни. Киллер обитает в малопригодной для жизни убитой двушке в хрущобе на окраине города, личной жизни у него никакой, дни, недели, месяцы проходят в ожидании очередного заказа. Век его, как правило, недолог: либо заказчик уберёт, чтобы скрыть следы нашумевшего преступления, либо охрана клиента грохнет, либо менты вычислят и придут брать… Словом, незавидная судьба. И идут в киллеры, как правило, бывшие военные и спортсмены средней руки, которые и в прежней своей жизни особых высот не достигли: так, середка наполовину, никак не мастер, а вечный кандидат в мастера.