Ликвидатор
Шрифт:
Нет, убивать изощренно, так, чтобы человек перед смертью помучился, все же не по мне. К тому же у меня вдруг появляется желание напоследок пообщаться с поддонком, по сути сломавшим мою жизнь. Если бы не Катя!..
Я направляю луч света в глаза спящего генерала. Он морщится, но не просыпается. Устал бедолага.
Я срываю с него легкое одеяло и командую:
– Подъем, господин генерал!
Семирядов вздрагивает, открывает глаза. Я отвожу луч в сторону.
– Что?.. Кто?.. Что такое?
–
– Пинегин?
– Узнали? Я, генерал.
В маске больше надобности не было, поэтому я ее снимаю.
– Что тебе надо, Пинегин?
– Расчет получить.
– Ты в своем уме?
Рука Семирядова тянется под подушку. Он наверняка по старой привычке хранит там ствол.
– И не пытайся! – перехожу я на «ты». – Не успеешь.
– Ты мне объяснишь, что происходит?
– Объясню. Я получил заказ на устранение одной женщины.
– Ну и что?
– А то, что мы с ней… но это к делу не относится. Важно другое. Мне прекрасно известно, что она не занимается той мерзостью, что так красочно описана в досье.
– Уверен?
– Абсолютно. Тем более после доверительного разговора с полковником Трухиным после введения ему «Провала».
– Вот оно что… Значит, ты все узнал.
– Да.
– И что теперь? Сколько ты хочешь, чтобы закрыть тему и разбежаться?
– А сколько стоят жизни невинных людей, которых я убил по твоему приказу? Сколько стоит моя искалеченная душа?
Семирядов морщится. Надо признать, держится он достойно.
– Не надо пафоса, Пинегин. Ты ведь знаешь, что людей, не виновных совершенно ни в чем, не существует по определению.
– Ну да. Ладно я, а вот в чем виновата Забравская? Ведь ты же решил после Екатерины Лавровской убрать и нас с Миленой. Она-то в чем виновна? В том, что передавала мне досье и принимала отчеты?
– Чертов Трухин!..
– Согласен. А какую ты красивую историю про наркоту в Афганистане придумал!
– Так! Все, Пинегин! Достаточно лирики. Называй сумму!
– И все-то ты меришь деньгами, генерал.
Он находит в себе силы ухмыльнуться и заявляет:
– Что-то ты ни разу не отказывался от вознаграждений, хотя должен был просчитать, что такие деньги за ликвидацию противника спецслужбы не платят.
– Ты прав, но я верил тебе.
– Так в чем же дело? Повторяю вопрос. Сколько ты хочешь за мою жизнь? Заплачу немедленно, не торгуясь.
– Сколько? Да ничего я не хочу.
– Совсем ничего?
– Кроме одного. Будь ты проклят, шакал!
Семирядов заметно бледнеет.
– Стас! Не делай этого. Мы договоримся, ведь…
– Тебя уже нет! – говорю я и произвожу два выстрела в голову.
Потом свечу фонарем, осматриваю тело, прикладываю пальцы к сонной артерии. Хотя по подушке, набухшей от крови,
Пульса нет. Готов.
Да, чаще всего справедливость ходит в костюмчике интеллигента. Но иногда она появляется с пистолетом в руке и стреляет без промаха.
– Собаке собачья смерть, – ворчу я, спускаясь по лестнице.
За исключением двух гильз на участке и еще пары в доме следов мной не оставлено. Сработал чисто.
Правда, у охраны завтра изымут запись с видеокамер. Но большой трагедии в этом нет. Что увидят следователи, просматривая ролик? Мужчина чуть выше среднего роста пробежал по улице поселка и тайком проник на территорию участка Семирядова.
Фигуру под одеждой свободного покроя не определишь, походка стандартная, черная маска скрывает не только лицо, но и волосы, и шею. Прямо скажем, совсем немного. Ни возраста, ни внешности, ни особых примет.
Откуда появился и куда исчез – не ясно. Мотивы убийства – поди разберись.
Я прохожу по саду, останавливаюсь у забора. Здесь мне придется подождать, пока охранники, осуществляющие очередной обход, проследуют в дальний конец центральной улицы.
Все вышло так, как я и планировал. Два охранника проходят мимо забора генеральского участка. Они вполголоса возмущаются растущими ценами, западными санкциями и наглым поведением проклятых заокеанских друзей.
Я дожидаюсь, пока стихнут шаги, преодолеваю забор и благополучно добираюсь до сторожки с опущенным шлагбаумом. Потом выбегаю за пределы охраняемой территории, ныряю в темноту обочины, останавливаюсь, втягиваю носом прохладный ночной воздух, по старой привычке оглядываюсь по сторонам.
Ни единой души, тишина и покой.
С Семирядовым покончено. Пора отсюда сваливать.
Я топаю по овражку триста метров, нахожу машину, плюхаюсь на водительское кресло и криво улыбаюсь, припомнив одну странную мысль, пришедшую в голову на кладбище Петровска.
Год назад при отработке очередного заказа мне выпало следить за одним упырем. Хоронили какую-то местную шишку из областной администрации. Мой клиент был у него в друзьях и отправился с процессией. Мне же пришлось слоняться меж соседних могилок.
Я ходил там с траурной физиономией, читал эпитафии на мраморе и граните и вдруг подумал:
«Надо же! Выходит, что здесь лежат только замечательные люди. Значит, сволочи вообще не умирают, живут вечно?»
– Умирают, – бурчу я, повернув ключ в замке зажигания. – Только в эпитафиях об их сволочной жизни писать не принято.
Половина пятого. Небо на востоке светлеет. Скоро над горизонтом загорится рассвет.
Перед развязкой я немного сбавляю скорость. Сразу ехать к Екатерине или повернуть домой и немного поспать?