Ликвидатор
Шрифт:
Он посмотрел через пляж на бледный цвет воды над отмелями. Там, где море становилось синим, в гавань медленно входила трехмачтовая шхуна. Даже со спущенными парусами она была прекрасна. Но как множество прекрасных вещей — например, великоватое бикини, — она, вероятно, разочаровывала при ближайшем рассмотрении. На борту выяснится, что красавица нуждается в покраске, а в каюте водятся тараканы. Было половина восьмого.
Уайлд стоял в патио. Бриз утих, а луна еще не поднялась. Звезды усыпали небо, и создавалось впечатление, будто он смотрит вниз на город, а не вверх на Вселенную. Он закурил и сел в тростниковое
С дороги свернул белый «триумф»-кабриолет с откинутым верхом. Волосы Хильды Хартман развевались по ветру. У нее были необычайно густые, необычайно черные волосы, которые трудно растрепать. И она наслаждалась тем, что они растрепаны. Она напоминала кошку и приходила в восторг, когда ее ласкали ветер, рука или море.
— Я не знала, успеете ли вы собраться. Мне сказали, что днем вы уезжали.
У нее был глубокий голос. Она говорила, как ее отец. И была похожа на него. Черты лица крупные, но, тем не менее, тонкие. Он перегнулся через борт машины и поцеловал ее в губы. В Хильде Хартман не было ничего мелкого. Она была в белой нейлоновой блузке навыпуск и черных обтягивающих брюках, без бюстгальтера. Цвет Хильды был восточный красный. Она животное и скоро забудет Чарльза Вэйна. Уайлда это радовало.
Она включила двигатель, и «триумф» рванулся к дороге. Октябрьским вечером в городе было тихо. Окна витрин зашторены, ряды такси вокруг колонны Нельсона сильно поредели. Цветные люди отдыхали на тротуарах; один-два ресторанчика, как всегда, заполнены завсегдатаями. Бриз едва колыхал шхуны, стоявшие на якорях вдоль улицы. Хильда Хартман проскочила через Брод-стрит и свернула на прибрежную дорогу. Она ехала очень быстро, ее черные волосы развевались за ней, словно знамя. Она резко затормозила, съехав с дороги на первой же пустой стоянке, и повернулась к Уайлду, приоткрыв рот и закрыв глаза.
— Боже, — прошептала она. — Ты взрываешься внутри меня, как динамит.
По ней тек пот. Под блузкой кожа была липкой. Она была нетерпелива и настойчива. Она прерывисто дышала.
Фары пронесшегося мимо автомобиля осветили «триумф». Хильда Хартман села, положила обе руки на руль и уставилась прямо перед собой. Уайлд прикурил две сигареты, одну передал ей. Хильда взглянула на него, потом снова включила двигатель. Через несколько секунд она уже мчалась на бешеной скорости. Ее пальцы крепко сжимали руль.
— Ты мало говоришь. О чем думаешь?
— О женщинах, — ответил Уайлд.
— Обо всех женщинах?
— О той, с которой я сейчас.
Хильда улыбнулась:
— Так-то лучше.
Она свернула с дороги в проезд, пронеслась по аллее, обсаженной цветущим кустарником, и остановилась у дома, который выглядел настоящим посмешищем. Посмешище в мавританском стиле, каждое окно — в окрашенной белой краской арке. «СЛ-300» перед
Хильда Хартман объехала дом вокруг, чтобы попасть в гараж на две машины. Она выключила зажигание и фары, но продолжала сидеть за рулем. В темноте Уайлду было слышно ее дыхание.
— Сейчас ты не думаешь обо мне, Чарльз. Ты думаешь о сегодняшней ночи. Кому пришла в голову идея поехать на рыбалку?
— Мне нравится попробовать все.
Она вздохнула:
— Ты думаешь, это была твоя идея. Было бы ошибкой недооценивать папу. Он очень богат.
— Могу себе представить.
— И его деньги достались ему нелегко.
— Могу в это поверить.
— Но это тебя не волнует? Он затеял расследование, чтобы узнать твою подноготную. Понимаешь, у нас уже бывали люди вроде тебя. Ты хочешь обмануть либо его, либо меня. Кого из нас, Чарльз?
— Я еще не решил.
— Я не шучу. Мне все было понятно с самого начала. В то утро, когда ты встал рядом со мной и купил мне выпить, я знала, что тебе известно, кто я, и что именно поэтому ты и познакомился со мной. Я говорила тебе, так уже случалось. Но никогда не было так, как сейчас. Эти две недели мне было так хорошо, как никогда в жизни.
Хильда прильнула к нему. Она предпочитала лежать на спине. И любила разговаривать лежа на спине. Она занималась любовью, как увядающая старлетка, надеющаяся, что ее возьмут на роль Джульетты.
Она прошептала ему на ухо:
— Я говорю тебе это, потому что у отца есть причина взять тебя с собой на рыбалку сегодня ночью. Отец может быть очень жесток.
— Вряд ли это доставит мне удовольствие, — сказал Уайлд.
— Но эти две недели были просто отличными. Чарльз, если ты хочешь меня обмануть, можешь больше этого не делать. Я отдам тебе все, что ты пожелаешь.
— Даже если твой отец прав и мне нужны только его деньги?
Ее пальцы скользнули под пиджак. Если бы у нее было время, она изорвала бы на нем рубашку.
— Я ни с кем не подружилась здесь, на Барбадосе. Думаю, потому, что мы такие, какие мы есть. То, что мы сменили фамилию и стали британскими гражданами, ничего не изменило. Люди все равно знают. Я должна получать удовольствие там, где смогу урвать. Ты мне нравишься, Чарльз. Мне нравится танцевать с тобой, мне нравится ужинать с тобой, мне нравится ездить с тобой в машине, мне нравится с тобой плавать. Мне нравится спать с тобой, Чарльз. Мне хотелось бы, чтобы все между нами оставалось именно так, как есть. Если мне следует покупать тебя, назови свою цену.
Уайлд протянул ей сигарету. Ненавидеть становилось все труднее с каждым годом. С каждой женщиной.
Хильда отсела от него подальше. Она все еще прерывисто дышала.
— Тебе нечего на это сказать?
Уайлд ответил:
— Думаю, что Чарльз Вэйн был бы глупцом, если бы не принял то, что ты предлагаешь.
Но Чарльз Вэйн был мертв. Три недели его жизни закончились, когда Уайлд закрыл дверь своего номера в отеле.
Уайлд не любил проигрывать в шахматы, даже когда делал это намеренно. Хартман был в восторге.