Ликвидатор
Шрифт:
Потом мы заехали домой, распорядились насчет вечернего мероприятия на двоих в каминном зале и решили прокатиться к самой крайней точке Латвии — мысу Колка, до которого от Юрмалы около ста пятидесяти километров.
Мы прихватили пляжные принадлежности, засунули на заднее сиденье Гарика, посадили первого и второго номера на «фольксваген-пассат», на котором я сам намеревался вдоволь поездить завтра, и отправились в дорогу. Сто пятьдесят километров мы пролетели всего за час с небольшим, включив на обоих автомобилях дальний свет фар и не останавливаясь на попадающихся по дороге многочисленных постах дорожной полиции. Дело в том, что охранник
В назначенный час мальчик в национальной одежде принес Рамоне корзину с цветами. Как я и предполагал, моя красавица расцеловала меня, а потом, прямо на глазах у изумленной Евы, утащила за собой в спальню на втором этаже. Потом мы вернулись в каминный зал, где уже был накрыт стол на двоих, и я, набравшись смелости, решил приступить к обсуждению главного вопроса, о котором непрерывно думал весь последний месяц.
— Скажи, ты не слишком удивилась, когда я представил тебя как свою супругу?
— Нет, — Рамона слегка пожала плечами. — Всё-таки это звучит лучше, чем если бы ты назвал меня своей любовницей. А что? — Она хитро прищурилась, глаза ее внимательно наблюдали за моей реакцией.
— Ничего, — отозвался я непринужденно. — Просто интересно, хочешь ли ты за меня замуж?
Она рассмеялась:
— Если это предложение, то оно самое примитивное из всех, что я получала за всю свою жизнь. — Рамона посчитала сказанную фразу слишком обидной и постаралась незамедлительно исправить ситуацию: — Вам, товарищ майор Бобров, еще долго придётся, отвыкать от прямолинейного солдатского решения важных проблем. Даже не знаю, как меня угораздило влюбиться в такого ужасного солдафона?
— Не называй меня майором. Я — Иванов, Виктор Михайлович. Просил же!
— Извини… Я просто забыла… Ведь для меня ты всегда был, есть и останешься…
— Ладно, ничего страшного, — перебил я и, протянув через стол руку, сжал слегка влажную ладонь Рамоны. — Я ведь могу и по-другому сказать, смысл от этого не меняется.
— Ты о чём?
— О свадьбе. Выходи за меня замуж. Мы будем жить в этом замечательном каменном замке, любить друг друга до самой смерти и нарожаем целую кучу очаровательных и послушных эстонско-русских детей. Ты будешь одеваться как кинозвезда и писать самые популярные в мире детективы. А ещё будешь гордиться своим умным, в меру упитанным и в меру богатым старичком-супругом. Что скажешь? Правда, заманчивая перспектива?
— Правда. Но ты забыл самое главное.
— Что именно?
— Хочу ли я выходить за тебя замуж.
— Что?!
— Спроси меня, — Рамона смотрела мне в глаза с удивительно серьезным выражением, от которого я даже растерялся. Господи, что у нее на уме?
— Ну если ты так хочешь… Ты выйдешь за меня замуж?
— Нет. И хочешь знать — почему? Я отвечу. Я не смогу стать хорошей женой сотрудника секретной российской спецслужбы, месяцами пропадающего неизвестно где, зарабатывающего сумасшедшие деньги за неизвестную мне работу и трижды в год меняющего имена и фамилии, Какую из них прикажешь
— Но почему, черт побери?! Что тебе мешает обвенчаться со мной в церкви, где я спокойно могу назваться своим настоящим именем? Ты будешь моей женой перед Богом, разве этого мало?
— У нас даже религии с тобой разные… — тихо произнесла Рамона и улыбнулась. — Что творится с миром, а? Несколько лет назад люди женились, даже не думая о таких вещах.
— Да уж, действительно, — моё хорошее настроение пропало так же быстро, как тепло зажжённой на Северном полюсе маленькой деревянной спички.
— Не обижайся, прошу тебя. — Рамона встала из-за стола, подошла ко мне сзади, наклонилась и нежно обняла. — Ты ведь знаешь, как сильно я люблю тебя. Но ведь я обычная женщина, и мне тоже хочется банального семейного счастья. Я просто не вынесу, если каждый день буду знать, что с тобой в любой момент может случиться что-то нехорошее. И не пытайся меня разубедить, что мне не нужно бояться. Такие деньги, как ты получаешь, и такие дома, как этот дворец, просто так не дают. Неужели ты, сильный мужчина, не можешь хотя бы раз признать, что я, твоя слабая женщина, права?!
— Могу. Ты права, солнце мое. Моя работа действительно сопряжена с некоторыми опасностями. Чуть-чуть.
— Я же говорила! А ты мне — нет, нет! Теперь-то понимаешь, почему я не могу выйти за тебя замуж?
— А при каких условиях ты согласилась бы это сделать? — осторожно спросил я.
Рамона удивленно вскинула брови. Такое выражение я видел на лице своей учительницы, когда в очередной раз обещал ей выучить домашнее задание.
— Ты ни-ког-да этого не сделаешь, — с грустью сказала она и, оторвавшись от моего плеча, снова села за стол напротив.
— И все же. Может, ты плохо меня знаешь.
— Ну ладно! — Она вытянула правую руку, а левой принялась планомерно загибать растопыренные на ней пальцы, не отрывая прокурорского взгляда от моих глаз. — Во-первых, ты должен уволиться со службы и никогда больше не надевать военную и прочую подобную ей форму. Во-вторых, ты не должен пропадать месяцами, а всегда быть рядом, вместе со мной и детьми. И, в-третьих, все это ты должен сделать не позднее чем через полгода. Я долго думала о нас с тобой и вчера пришла к однозначному решению: так больше жить невозможно. И я как раз хотела сказать тебе об этом. Очень хорошо, что ты не заставил меня начинать разговор первой. И если ты действительно хочешь быть со мной, то сделаешь, о чём я прошу. Если же нет… Как ни трудно мне будет, но я всё-таки найду в себе силы уйти от тебя и никогда, слышишь, никогда уже с тобой не буду встречаться, даже если в конце концов к тебе всё-таки придет запоздалое прозрение!
— Ладно, пусть будет по-твоему, — я пожал плечами, натыкая на вилку кусочек розового лососевого филе. — В конце концов, ты дала мне шесть месяцев. И я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы выполнить два из выдвинутых трех условий. Я говорю о том, чтобы постоянно быть вместе с семьей уже через полгода. Но на счет увольнения из «структуры»… — Я несколько замялся. — Все гораздо сложнее, чем тебе кажется. Даже если я завтра же сообщу о своём решении уйти на «гражданку», сильно сомневаюсь, отпустят ли меня вообще, и уж тем более в течение каких-то шести месяцев. Наверно, ты просто не понимаешь, в какой серьезной организации я служу.