Ликвидатор
Шрифт:
Будьте вы прокляты, мрази.
Поднявшись с кровати, я отправился в ванную комнату, где умылся и хлебнул воды прямо с крана (паршивая, но мне не привыкать). Когда я поднял голову и наткнулся взглядом на собственное отражение, захотелось плюнуть себе в лицо. Что это? Игры разума? Дурацкая привычка искать изъяны прежде всего в себе самом? Джон Тейлор, вероятно, прямо сейчас пасет коров на своем ранчо в Аризоне. Возможно, он даже напевает под нос любимую песенку и ждет вестей из Эль-Бургана. Что для него этот город? Готов спорить, он знает лишь, что здесь есть нефть и что Синдикат тоже хочет завладеть этим местом. Как это по-американски: вторгаться куда-то, прикрывая свое желание нажиться благими намерениями!.. И никого не волнует, что местные жители совершенно не
И я – один из этих «солдафонов». Ничем не лучше, а, пожалуй, даже и хуже – ведь я, в отличие от них, сначала воевал за одних, а теперь за других. Вежливо таких людей называют наемниками, грубо – проститутками.
Я вернулся в комнату, плюхнулся на кровать. Увы, сон не шел. И дело было не в том, что я снял самую дешевую комнату в самом дешевом мотеле, а от матраса воняло пивом и мочой: при необходимости я мог спать на голой земле. Проблема заключалась в том, что стоило мне смежить веки, и я снова видел Сирджан и лицо убитых Винни и Крола. Когда же открывал глаза, не мог не думать о Джоне Тейлоре. Ирония заключалась в том, что я не был за Синдикат – я всего лишь был не за Легион. Но в наши дни именно это желание быть не за кого-то конкретного привлекает к тебе куда больше внимания, чем банальная солидарность с одной из сторон.
Жук вышел на меня месяц назад. Тогда я еще не знал, когда и под каким соусом подам мою месть: Джон Тейлор был недоступен, да и убить легендарного старика у меня бы рука не поднялась. И Жук поначалу тоже не смог спровоцировать меня на решительные действия…
А потом я пришел домой, открыл почтовый клиент и обнаружил там письмо от связного с пометкой «Секрет». К сообщению были прикреплены три фотографии с симпатичной блондинкой. На первом снимке девушка обедала в закусочной, на втором выбиралась из машины, припаркованной у бутика, а на третьем нежилась в кровати, натянув одеяло до подбородка и «забыв» выключить ночник.
Она всегда «забывала» об этом, ибо с детства боялась засыпать в темноте.
Помню, я пролистывал эти фотографии снова и снова. Когда я делал это впервые, сердце мое сжалось в комок, а во рту пересохло. Она покрасила волосы, а на втором снимке у нее были темные очки, но я узнал бы ее из миллионов других девушек, даже если бы над ней полгода колдовали пластические хирурги, – ведь привычки человека куда сложнее изменить, чем его внешность.
Моя сводная сестра Джулия. На пять лет младше, в сто раз порядочнее, и я говорю так не просто на правах любящего брата – я действительно знаю, о чем толкую, ведь мы выросли с ней бок о бок. Притом Джулия еще и очень сильная, несгибаемая: если мать мы хоронили всем скопом, еще будучи детьми, то провожать отца ей пришлось в одиночку, ведь к тому времени я уже стал ликвидатором Легиона и приложил все усилия, чтобы никто никогда не смог связать меня с последним членом моей семьи. Когда ты специализируешься на убийстве людей, твое прошлое висит над тобой, словно мифический Дамоклов меч. Любая привязанность лишает тебя маневра. Именно поэтому я осознанно вычеркнул Джулию из жизни, решив, что так она будет в безопасности, а меня никто не сможет шантажировать.
И вот, спустя два дня, я снова смотрел на эти снимки и думал: черт побери, да как этот говнюк вообще умудрился ее найти? О том, что Сергей Мамонтов и Джулия Милтон – родственники, знал только я один, сестра же считала, что я погиб в Иране. Жестоко, но иначе было нельзя: то, во что посвящены двое, известно всем, и потому я был единственным хранителем нашего секрета… до того, как на меня вышел Жук и его треклятый шеф Гарри Гопкинс.
Правда, напрямик сказать мне, что моя сестра у них на мушке, связному не хватило духу – ведь я, разозлившись, мог свернуть ему шею прямо на месте. Нет, он поступил хитрее и коварнее: прислал мне письмо, уже растворившись в воздухе, и потребовал убить Харриса. А когда я сделал это для него, отправил
Я зажмурился и потер двумя пальцами переносицу.
И как работать с таким грузом на плечах?..
Я не жалел о том, что предал Тейлора. В конце концов, я давно собирался разорвать нашу связь и выйти из дела. Заказ Гопкинса показался мне не идеальным, но вполне уместным решением, чтобы удовлетворить мою жажду мести и, одновременно, спасти сестру.
Мы с Джулией не виделись более десяти лет. Последняя встреча состоялась аккурат накануне вылета в Иран. Помню, она пыталась отговорить меня, упирала на то, что я последняя родная душа у нее на всем белом свете… но я был ослеплен желанием воевать под началом легендарного генерала Тейлора и мечтал самолично поучаствовать в «казни экстремистского государства», коим в те дни именовали Иран все без исключения (кроме, разве что, самих иранцев). Кто знает, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не заболел армией, если бы остался на гражданке и нашел для себя занятие куда более безобидное, чем стрельба по живым мишеням? Моя сестра вряд ли была бы сейчас в смертельной опасности, а сам бы я совершенно точно не стал марионеткой в руках некоего влиятельного типа, который, судя по всему, готов на любую подлость, лишь бы я помог треклятому Синдикату выдворить Легион из Эль-Бургана.
Я отшвырнул телефон в сторону, и он, плюхнувшись на пол, укатился к чулану. Закинув руки за голову, я уставился в потолок.
Мне нужно выбросить из головы Сирджан и Тейлора. Нужно забыть, что сестра в опасности, и сосредоточиться на успешном выполнении задания. Убедить себя, что этот заказ ничем не отличается от десятка предыдущих, иначе нервяк приведет в могилу и меня, и Джулию.
Итак, что мы имеем?
Я сполз с кровати и подхватил с пола отброшенный мобильник. Скрепя сердце, закрыл старое письмо со снимками Джулии и развернул сегодняшнее, с инструкциями к текущей миссии. Снова пробежал текст глазами. Если информация в письме достоверна, Грин должен находиться в Эль-Вафре – городе в ста километрах к югу от Эль-Бургана, куда после вторжения Синдиката прихвостни Тейлора свозят пленных, раненых и беженцев. Как попасть туда человеку пришлому, вроде меня, беглого дезертира, я пока что придумать не мог.
Ну не сдаваться же мне в плен, в самом деле?..
За обдумыванием грядущей операции я в итоге и заснул.
Плевок на зеркале в ванной к тому времени, наверное, уже высох.
2031 г., Вашингтон, США
– Ну, он подъехал, а шлагбаум не открылся, – вещал Гувер, глядя на офицера полиции с электронной записной книжкой в руках. – Ну я и потянул его вверх, чтобы, значит, мистер Джонсон мог проехать. И сработало…
На подземной парковке «Джеймисон Груп» хватало людей. Были тут и полицейские, и «скорая», и, разумеется, сотрудники корпорации, которые столпились возле заградительной ленты и, щурясь, пытались отыскать взглядами все части тела почившего водителя. Даже многоопытный детектив Ларри Тернер, который немало повидал за годы службы в местном управлении, невольно занялся этим странным, но до жути любопытным анатомическим пазлом.
Вот его правая. А это… кажется, левая. Ну а там у нас что, рядом с тучным мистером с пышными бакенбардами, не ухо ли? Отсюда и не разглядишь…
– Детектив, сэр!
Голос офицера отвлек Тернера от увлекательной игры. Он с неохотой оторвал взгляд от предполагаемого уха и повернулся к вновь прибывшему.
– Я допросил охранника, который обычно дежурит у въезда на парковку. – Офицер махнул записной книжкой в сторону Гувера, который с грустной миной прогуливался вдоль шлагбаума. – Говорит, этого погибшего сотрудника звали Аарон Джонсон. По словам охранника, он приехал на парковку около десяти, шлагбаум заело, и охранник вышел, чтобы открыть его вручную. Затем машина мистера Джонсона – белый «альфа-ромео» модели «тридцать два с» – заехала на парковку, остановилась на двадцать пятом месте ряда «А»… и взорвалась.