Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера
Шрифт:
— Мы с Сашей прикинули, — вступил в разговор Бродяга, — нам кровь из носу — на дистанцию ближнего боя надо подобраться. А на машине да в форме мы всяко ближе подойдем, чем по кустам красться будем.
— Док, ты с Ваней в страхующей группе останешься. Все, что заметишь — немедленно нам передавайте. Ты — наблюдатель, Казачина на пульте управления фугасами.
— Так вы и дорогу минировать собрались? — удивился Док.
— А как же! Первое дело на случай всяких неожиданностей. Алик, — обратился он уже ко мне, — с тобой мы со «старым» пойдем, так что в темпе прикинь, что нам с ним
Я наморщил лоб.
— А ничего!
— Как так? — удивился Фермер.
— А сам прикинь. Субординация у них посерьезней нашей, и, пока говорит старший по званию, вам — рот на замке держать надо. А там — не до разговоров уже будет. Максимум — матерись под нос: Sheisse или там Arschloch говори…
— Яволь, херр официр! — гаркнул командир.
— Вот-вот, с твоими навыками ты на этой фразе и спалишься, — акцент у Александра и вправду был чудовищный.
— Не понял?!
— Ну, не считая жуткого акцента, есть такой момент — эсэсовцы друг друга так в начале войны не называли. Либо по званию, либо — «камрад» говорили. Причем на «ты», — блеснул я своей эрудицией.
— Что, и генералам тоже? — изумился Саша.
— Ага. Как в анекдоте: «Товарищ генерал, к тебе жена приехала…»
Все в машине жизнерадостно заржали, я же продолжил:
— Так что либо правильно говори: «Jawohl! Untersturmfurher!», либо помалкивай в тряпочку и немцев по кадыкам, по кадыкам!
Саша улыбнулся, но тут же предостерегающе поднял руку, прислушиваясь к рации.
— Так, Люк с ребятами взял «гонщиков». Теперь у нас есть свежий «язык». Саня, — это он Бродяге, — тормози! Дальше пешком пробежимся. Док, Ваня тебя метрах в ста отсюда ждет, на опушке. Разбежались!
…Пленные, рахитичного вида рядовой и прыщавый, с неприятным, наглым лицом, гефрайтер, оказались настолько ошеломлены попаданием в плен, что, по словам Люка, «сразу до жопы раскололись». И только недостаточное знание нашим разведчиком языка помешало допросить их еще до нашего прихода.
Когда я спросил наглеца-гефрайтера о планах лагерного начальства на ближайшее будущее, то сначала не понял, о чем идет речь. Нет, слово «Gladiator» я понял отлично, но суть ответа ускользала от меня. Хорошо, что «язык» пустился в пространные объяснения, что идея этих «Олимпийских игр» принадлежит начальнику лагеря, обер-фельдфебелю Бергхофу, который раньше работал учителем истории в гимназии. Это дало мне время прийти в себя и перевести ребятам несколько причесанную версию происходящего. Но все равно, судя по лицам друзей, немцев ничего хорошего в ближайшем будущем не ждало.
По знаку командира Люк и Кудряшов вырубили обоих пленных, и Саша повернулся к освобожденным нашим бойцам, которые, вымотавшись в гонке и вдобавок ошеломленные неожиданным освобождением, лежали в тени большого куста, непонимающе переводя взгляды с одного участника дискуссии на другого.
— Так, бойцы, для вас сейчас есть два варианта: первый — помочь нам, второй — полежать связанными в тенечке часок-другой.
— Товарищ… командир, — видно было, что эсэсовская форма смущает говорившего, — а почему связанными?
— Во избежание! — веско ответил Фермер.
Бойцы решили не уточнять, а просто поднялись с земли:
— Мы
— Как фамилия, боец? — поинтересовался Александр.
— Красноармеец Шенев, товарищ командир.
— Будете за старшего. Придется вам еще разок «лошадьми» побыть, товарищи. Поступаете в распоряжение товарища лейтенанта. — И он показал рукой на Люка, как раз в этот момент прикручивавшего глушитель к маузеровской снайперке. — Дед Никто — с Люком, остальные — ко мне!
…Док по рации подтвердил показания «языка», сообщив, что в лагере началась «еще какая-то мутота с хренотой».
Чтобы избежать мелкой дорожной пыли, клубами вылетавшей из-под колес «круппа», мы все повязали на лица платки, отчего стали похожи на банду гангстеров из какого-нибудь боевика, посвященного временам «сухого закона» в Штатах. Но, когда до ворот лагеря оставалось метров сто, Фермер приказал снять платки, а Бродяга сбросил скорость километров до десяти в час.
Когда мы доползли до ворот, там нас уже встречали — слегка обрюзгший и не очень опрятный мужик со знаками различия обер-фельдфебеля стоял у распахнутых створок. Как только «ублюдок» остановился, Фермер стремительно выскочил и, открыв мою дверь, замер по стойке «смирно». Я вальяжно вылез и, остановившись в паре метров от фельдфебеля, вскинул руку в нацистском приветствии:
— Heil Hitler!
Толстячок, совсем уже было поднесший руку к пилотке, вздрогнул и, замешкавшись, отсалютовал мне в ответ.
— Что у вас тут за фестиваль, фельдфебель? — «через губу» поинтересовался я и сплюнул набившуюся в рот пыль.
— Проводим культурно-спортивное мероприятие для заключенных, герр унтерштурмфюрер! — как ни в чем не бывало, ответил он.
— И это в то время, когда Германии не хватает рабочих рук для восстановления этих проклятых русских дорог? — будем надеяться, что выговор у меня достаточно нейтральный.
— На сегодня нарядов на работы не прислали, герр унтерштурмфюрер, вот мы и решили развлечь этих скотов.
Я сделал шаг по направлению к воротам:
— Ну, ваши повозки мы встретили на дороге, а что у вас сейчас происходит?
— Гефрайтер Шлосс решил проверить звериную сущность большевиков… — вычурность речи бывшего учителя начала меня раздражать, мне все труднее становилось понимать, что же он имеет в виду.
— И каковы успехи?
— Он победил четверых, остальные струсили. У русских не хватает духа принять вызов настоящего тевтона… А ведь мы пообещали победителю свободу.
«Ага, и пулю в затылок. А то бы Тоха показал этому Шлоссу, почем гробы в Полесье», — зло подумал я и, как бы невзначай, расстегнул кобуру с «вальтером».
— Надеюсь, вы не против, герр унтерштурмфюрер, поприсутствовать в качестве почетного гостя? — голос фельдфебеля был радушен и заискивающ одновременно.
— Нет, конечно, я не против. Сейчас отдам необходимые распоряжения своим людям и присоединюсь к вам.
Фельдфебель еще раз улыбнулся мне, вытер пухлые губы грязным носовым платком и со скоростью пулемета начал отдавать приказания своим подчиненным.