Лилипут — сын Великана (с иллюстрациями)
Шрифт:
— Пресная вода, — сообщил Гав. — Я уже бегал пить. Какая-то странная на вкус. Словно дисти…
— Дистиллированная? — подсказал Пальчик.
— Она.
— Мы-то эту воду в школе проходили. А вот ты откуда знаешь, что такая бывает?
— Ты эту воду проходил, а я её пивал. И не в школе ты её проходил, а в том ручье по колена — помнишь, на шестом этаже? Всё время недоверие, намёки, подозрения!.. Дистиллированная… — пробурчал Гав. — Ты думаешь, какую воду буфетчица Оля в
— У неё «вольво»! — изумился Пальчик.
— А ты думал — «запорожец»? С её-то бульдожьей хваткой! Она…
— Погоди, — перебил его Пальчик. — Ты ещё не сказал, зачем позвал сюда, на восьмой этаж.
— Привет! Из врождённой любознательности, моей и твоей. А на седьмом я уже бывал.
— И я.
— Теперь-то знаю.
— Почему — теперь?
— Когда поднимался на восьмой, учуял твой запах — он шёл с седьмого вниз.
— Мне бы твой нюх! — позавидовал Пальчик.
— А мне бы твою недогадливость.
— Зачем?
— Чтоб хоть немного сравняться с тобой, — рассмеялся Гав. Пальчик — тоже.
— Да, ты знаешь, что со мной было на седьмом этаже! И он быстро рассказал, что с ним приключилось.
— Жаль, меня с тобой не было. Уж я бы показал всем твоим врагам, где раки зимуют! А, кстати, где они зимуют? — И тут же Гав раздумчиво произнёс: — Но, может, и хорошо, что я ничего не знал. Иначе бы я за тебя волновался.
— Гав, это хорошее чувство.
— Хорошее-то оно хорошее, да шерсть от него почему-то седеет.
— С тобой не соскучишься…
— Правда? — просиял Гав. — Когда я бродяжничал на седьмом этаже, об этом мне говорила каждая собака. Попутная, — уточнил он. — Весело было, незабываемые деньки!
— Я-то думал, ты по мне скучал, — уныло протянул Пальчик.
— А я что говорю? Им было весело, а не мне. И вот сейчас — я же вызвал побродяжничать не кого-то, а тебя!
Они пролезли в расщелину и, рискуя сломать шею, спустились по скользким валунам к воде. Влево и вправо тянулись полосы мелкой гальки, точно россыпи больших фасолин.
Пальчик зачерпнул горсткой воду и попробовал:
— Правда, безвкусная…
— Как у растаявшего снега, — кивнул Гав. — И куда нас занесло на твою голову и на мою башку?!
Позади них, на скалах, суровым полукольцом охватывающих бухту, торчали одиночные, похожие на арфы, розовоствольные сосны. За ними начинался лесной массив. Снизу он виделся только частыми верхушками деревьев: вероятно, дальше, за скалами, местность понижалась.
Высоко в небе бесконечно долгими кругами парила узкая чайка с красным коротким носом и чёрным хвостовым оперением, напоминавшая туго натянутый лук со стрелой.
Мимо них, не моргнув
Пустынно и тихо было вокруг…
— Надо бы запомнить место, где вход в пещеру, — озабоченно пробормотал Пальчик.
— Со мной это не надо, — безмятежно сказал Гав. — У меня чутьё.
— Но у меня-то его нет. Вдруг мы потеряемся…
— Потеряться можешь только ты, — самодовольно возразил Гав. — Уж тебя-то я найду. Жаль, конечно, что у тебя в кармане нет хотя бы завалящей котлеты, тогда мое чутьё было бы вдвое острее. Но на нет и суда нет. Народного, — уточнил он, — как говаривала буфетчица Оля.
— Заладил…
Пальчик всё же постарался запомнить две низкие сосенки у той пещеры, где был лифт. Отсюда её вход был совсем незаметен.
Они пошли вдоль подножия скал по берегу в поисках хоть какой-нибудь тропки, ведущей вверх.
Гав внезапно остановился:
— Пахнет пляжем.
— И полотенцем, — усмехнулся Пальчик. Всё-таки он был выше и поэтому увидал поодаль чьё-то забытое полосатое полотенце, прижатое камешками от ветра. Это невольно напомнило ему тот самый случай, когда он посрамил «нюх» Людоеда, первым увидев Пафа и Держихвоста.
— У нас зрение послабее, — ни капли не смутился Гав. — У любой собаки спроси!
— Спрашиваю, — улыбнулся Пальчик.
— А-а, на меня намекаешь… Хоть я и не любая собака, а особенная, — напыжился Гав, — отвечаю: ветром тянет в другую сторону, потому-то я и не учуял твоё треклятое полотенце.
— А как же ты учуял, что тут пляж?
— Ох, — вздохнул Гав. — Что я, пляжей не знаю? Да здесь под галькой повсюду целые залежи сливовых косточек, окурков, клочков газет, оборванных пуговиц — чего только нет! Ага, — встрепенулся он, — теперь ветер дует в нашу сторону. Вон за тем валуном — асфальтовая дорожка… Как лучше сказать: начинается или кончается?
— Начинается.
— Думаешь?.. Хотя ты прав. Для нас она начинается, — согласился он, сворачивая за валун и вступая на асфальт. — А вот чем закончится?
Они вдруг замерли, увидев электронное табло, укреплённое на стойках с боку дорожки. Горевшие цифры: 1.15.46 — наверняка показывали время. Цифры секунд, крайние справа, методично пощёлкивая, сменялись в своем квадратике. Причём эти странные часы отмечали отнюдь не время дня — судя по солнцу, было никак не больше 11, — а что-то совсем другое. Когда нащёлкало 60 секунд, минутная цифра «15» превратилась в «14», а не в «16». Значит, отсчёт шёл в обратную сторону.