Лиловый костюм (сборник)
Шрифт:
– У меня все в порядке, – сказал Адам, глядя на свои руки, чтобы не смотреть на Райку. – А ты как?
– Я? Банкрот.
– То есть?
– Ждала у моря погоды и осталась у разбитого корыта.
– Почему?
– Потому что я всегда искала звёзд. А их нет.
То есть «звезды» при ближайшем рассмотрении оказались обычными пьющими мужиками, но с фанабериями и дурным характером.
– Тебе сейчас сколько лет? – спросил Вадим.
– Тридцать семь уже. – Райка всхлопнула ресницами, и уголки её губ летуче вспорхнули вверх.
Вошла
– Голодает, – сказала Райка. – Идиотка.
– Ты голодаешь? – спросил Адам.
Светлана начиталась переводной литературы о пользе голодания и время от времени приносила своему организму реальную пользу.
– Сегодня на соках, – ответила Светлана.
– Она уже четыре дня на соках, – уточнила Райка. – Потом четыре дня будет пить зелёный чай с мёдом. Потом четыре дня есть протёртую пищу. А потом ты отвезёшь её в крематорий.
– Вот деньги, – Светлана протянула деньги одной бумажкой.
– Я через неделю отдам, – пообещала Райка.
– Не думай об этом. В крайнем случае я отдам, а ты мне, когда сможешь.
Адам поднялся и пошёл на кухню. Светлана вышла следом.
– Сними туфли! – приказал он.
– Почему?
– Потому что тебе больно! Потому что у тебя будет гангрена!
– Это неудобно. Она уйдёт, тогда я сниму.
– Я сейчас сам сниму и дам ей туфлей по морде.
– Но что же делать? Они ей малы...
– Пусть отнесёт в растяжку, в обувную мастерскую.
– Да. Но там наливают воду, и обувь портится.
Светлана тоже стояла на Райкиной колокольне и думала не о своих ногах, а о её туфлях. Адам смотрел на жену. Она исхудала, и её глаза светились одухотворённым фанатическим блеском. Лицо она намазала кремом, смешанным с облепиховым маслом, от этого оно было жёлтым, как у больной.
Адам сел перед ней на корточки и с трудом стащил туфли, они были малы размера на три.
– Прекрати голодать, – попросил Адам.
– Жаль прерывать. Столько мучилась. Только четыре дня осталось.
«Через четыре дня и скажу, – подумал Адам. – А то она просто не выдержит». Решив это, он успокоился, и даже Райка перестала казаться такой зловещей фигурой. Просто несчастная баба со своими приспособлениями.
Адам вернулся в комнату и сказал Райке:
– В каждом проигрыше есть доля выигрыша. И наоборот.
– Ты о чем? – не поняла Райка.
– О разбитом корыте. Может быть, оно было гнилое, это корыто. Тридцать семь лет – ещё не вечер.
Райка усмехнулась.
Адам сел на диван в вельветовые подушки. Райка и Светлана стали чирикать какие-то светские сплетни, хотя им правильнее было бы чирикать о внуках. Сплетни Адама не интересовали. Он прикрыл глаза и, как в воду, ухнул в воспоминания.
...Они вернулись после суда. Инна сказала: не уходи... и стала его целовать, целовать, целовать будто сошла сума, –
Адам сидел, прикрыв глаза. Сердце его сильно стучало, а под рёбрами, как брошенная собака, выла тоска.
– Я пойду погуляю с Раддой.
Он взял собаку и пошёл звонить в телефон-автомат.
Радда неуклюже полезла в телефонную будку, но Адам её не пустил, отпихнул ногой и плотно прикрыл дверь. Он хотел быть наедине с Инной.
Заныли гудки. Потом он услышал её голос.
– Это я, – сказал Адам, волнуясь. – Ну, как ты?
– Противно в городе, – сказала Инна.
– В городе очень противно. Я к тебе сейчас приеду. Но я не один.
– А с кем? – удивилась Инна.
– С собакой.
– Не надо.
– Почему?
– Она линяет.
Подошёл человек и сильно постучал монетой по стеклу.
– Я тебе перезвоню, – пообещал Адам. Он не мог говорить с Инной, когда ему мешали. Не мог раздваиваться, должен был принадлежать только ей.
Адам вышел из телефонной будки... Радды не было. «Придёт, – подумал он, – куда денется...» Он стоял и ждал, пока поговорит тот, с монетой. Потом подошла женщина. Он переждал и её, невольно прислушиваясь к разговору. Женщина кричала, что её муж совершенно не выходит на улицу, гуляет на балконе пятнадцать минут в день. А если выходит из дома – только за водкой, а прогулка сама по себе для него невыносима и вообще невыносимо состояние здоровья. Здоровье он воспринимает как болезнь.
Радда не появлялась. Адам забеспокоился и пошёл домой. Дома её тоже не было. Он снова спустился вниз и пошёл к автомату, надеясь, что Радда стоит там и ждёт.
Но возле автомата её не было.
Адам пошёл дворами, приглядываясь к собакам-одиночкам и собачьим компаниям. Вышел на площадь. Их дом стоял неподалёку от вокзала. Адам подумал вдруг, что её могли украсть приезжие и увезти на поезде. С тем, чтобы охотиться. Шотландские сеттеры – это лучшие охотничьи собаки и на птичьем рынке стоят сто рублей. Он пересёк площадь и пошёл к пригородным электричкам. Ходил вдоль поездов, толкаясь в толпе, и громко звал: «Радда!
Радда!» – и все на него оборачивались.
Потом он снова пересёк площадь, вернулся к автомату и стоял на меньше двух часов. Несколько раз он порывался уйти и уже уходил, но снова возвращался и стоял, как столб. Часы на вокзале показывали уже одиннадцать вечера.
Адам вошёл в будку, набрал номер Инны и сказал:
– У меня пропала собака.
– Тогда приезжай, – сказала Инна.
– Не могу.
– Почему?
– У меня пропала собака.
Они замолчали, и это молчание было исполнено взаимного непонимания. Адам подумал вдруг, что его колокольня, наверное, самая неудобная и прошита сквозняками, потому что никто не хочет лезть на неё вместе с ним.