Лиловый костюм (сборник)
Шрифт:
«Дом мебели» закрылся. Хозяева жизни уехали. Таня закончила работу и ушла из процедурного кабинета.
Ждать было бессмысленно, но Лора стояла и ждала. Сработала инерция преданности.
К кинотеатру подошла няня с ребенком. Няне было лет восемнадцать. Округлая, с прямыми льняными волосами, она походила на кокосовый орех.
Девушка стояла, задумчиво глядя над ребенком, как бы всматриваясь в неясные контуры своего будущего.
Постояла и ушла. Вокруг снова стало пусто. И в Лоре – пусто.
А
– Я так и знал, что вы подождете...
Лора сильно вздрогнула и обернулась.
Он стоял перед ней – молодой и бородатый князь Гвидон в джинсах. Откуда он появился? Может быть, прятался за афишей...
– А вы что, нарочно прятались?
– Нет. Я опоздал.
– А почему вы опоздали? – спросила Лора, еще не понимая, но предчувствуя, что случилось счастье.
– Я забыл, что «Казахстан». Я только помнил, что Средняя Азия. Где жарко...
– А как же вы нашли?
– Я списал все кинотеатры с подходящими названиями: «Киргизия», «Тбилиси», «Алма-Ата», «Армения», «Ташкент»... – Он загибал пальцы правой руки, а когда пальцы кончились, перешел на левую руку. – «Ереван», «Баку», «Узбекистан»...
– «Узбекистан» – это ресторан.
– И кинотеатр тоже есть. В Лианозове. «Ашхабад» в Чертанове. «Тбилиси» – на Профсоюзной. Я уже четыре часа езжу.
– Но Тбилиси – это же не Азия.
– Все равно там жарко...
Он замолчал. Смотрел на Лору. У него было выражение, как у князя Гвидона, когда он, проснувшись, увидел вдруг город с теремами и церквами.
– Я так и знал, что вы подождете...
– Почему вы знали?
– Я видел ваши глаза.
Счастливый конец
Я умерла на рассвете, между четырьмя и пятью утра. Сначала стало холодно рукам и ногам, будто натягивали мокрые чулки и перчатки. Потом холод пошел выше и достал сердце. Сердце остановилось, и я будто погрузилась на дно глубокого колодца. Правда, я никогда не лежала на дне колодца, но и мертвой я тоже никогда раньше не была.
Мое лицо стянуло маской, и я уже не могла им управлять. Мне было не больно и ничего не жалко. Я лежала себе и лежала, и даже не думала, как я выгляжу.
В восемь часов в коридоре зашлепали шаги. Это из детской комнаты вышел мой сын Юраня.
«Босой», – подумала я. Он всегда ходил босиком, как лесной полудикий мальчик, и я всегда ему говорила: «Ноги».
Юраня прошлепал по коридору и остановился возле комнаты отца. Муж кашлянул и перевернулся.
Дверь скрипнула, должно быть, Юраня приотворил ее и спросил заискивающим шепотом:
– Ты уже встал?
– Ну, что тебе? – спросил
– Мне надо в кино. У меня абонемент. В девять часов начало, – так же шепотом просвистал Юраня.
Ему казалось, что если он шепчет, то почти не будит отца, и тот может беседовать с ним, не просыпаясь.
– Буди маму, – распорядился муж.
Он не любил, когда на него перекладывали чужие обязанности. Свои, кстати, он тоже нес с отвращением.
Дверь в мою комнату заскрипела.
Юраня помолчал, потом сказал:
– Она спит.
– Ничего. Встанет, – сказал муж.
– Она спит, – повторил Юраня. – И очень бледная.
В двенадцать часов меня забрали в больницу, а на другой день выдали обратно.
На меня надели платье-макси. Это платье мне привезли год назад из Парижа, и у меня тогда появилась еще одна проблема: проблема шикарного платья. Оно было совершенно неприменимо и висело в шкафу, шуршащее и сверкающее, как бесполезное напоминание о том, что человек создан для счастья.
Соседка с шестого этажа сказала:
– Ее на том свете и не примут. Молодая совсем.
– Мальчишечку оставила, – вздохнула другая соседка. Она довела своего сына до пенсии, а я даже не довела до третьего класса. Соседка прочертила в уме всю не пройденную мною дорогу и покачала головой.
Юраня приходил и уходил, гордый. Все его ласкали, и ему льстило всеобщее поклонение. Настроение у него было неплохое. Накануне я его предупредила:
– Если меня не будет и все скажут, что я умерла, ты не верь.
– А где ты будешь?
– Я поселюсь на облачке и буду смотреть на тебя сверху.
– Ладно, – согласился Юраня.
Дворничиха Нюра удивлялась с претензией: еще вчера она меня видела на улице с авоськой и даже слышала, как я разговаривала с соседом. Я спросила:
– Ефим, на кого ты похож?
– А что? – удивился Ефим.
– Да уж больно нарядный. Как барышня.
– А я всегда так одеваюсь, – обиделся Ефим.
– Мужчина должен быть свиреп и неряшлив, – сказала я и побежала в подъезд.
Еще вчера я была здесь, со всеми, а сегодня – неизвестно где. И если это перемещение произошло со мной, значит, оно существует вообще и может произойти с кем угодно, в частности с ней, с Нюрой.
Мой муж никогда раньше не верил в мои болезни и сейчас не поверил в мою смерть. Ему в глубине души казалось, что это – мои штучки.
Квартира была полна народу. Я почему-то думала, что придет меньше людей. Откровенно говоря, я подозревала, что меня и похоронить будет некому. Я привыкла всегда все делать сама и одна, привыкла ни на кого не рассчитывать. И если бы я могла сама себя похоронить, я именно так бы и поступила.