Лиля Брик. Жизнь и судьба
Шрифт:
Лиля тоже не любила бездельников и пустоцветов. Даже блистательных. Чутье на подлинный дар было развито у нее в совершенстве — убедиться в этом мы сможем еще не раз. Никаким талантом страстный бретер не отмечался — она разгадала это мгновенно. У таких людей не было ни малейших шансов добиться ее взаимности. Но Жак, конечно, про это не знал — ведь он о себе был весьма высокого мнения. Оказавшись с Горьким ка короткой ноге, он еще больше возвысился в своих глазах. Его истерически длинные письма становились все более невыносимыми. Лиля на них не отвечала, но и Маяковскому читать их не позволяла, информируя лишь о том, что она их получает и выкидывает в мусорное ведро. Своей недоступностью эти письма еще больше распаляли его богатое воображение.
Лилина
Эльза осталась в Москве. Она по-прежнему жила с матерью в Голиковском переулке, расставшись окончательно с мыслями о Маяковском и отказав Якобсону, который настойчиво домогался ее руки.
Пришла, наконец, «взрослая трезвость», заставив отрешиться от всяких иллюзий и всерьез задуматься о своей дальнейшей судьбе. В те самые дни, когда Маяковский «выписывался» из Москвы, Эльза закончила архитектурно-строительное отделение женских строительных курсов, уже твердо зная, как поступить дальше.
Среди ее поклонников появился человек, к которому она не питала никаких лирических чувств, но который мог ей помочь начать новую жизнь. Находящемуся с военной миссией в Москве французскому офицеру Андре Триоле она дала обещание стать его женой. Где и как Эльза познакомилась с Триоле, когда точно (считается, что еще в 1917 году) между ними завязался роман, сколько времени он длился и как развивался, — все эти подробности никому не известны. В воспоминаниях Эльза нарочито их избегала. Любая нарочитость имеет причину. Об этой нам остается только гадать.
Два человека — Лиля и мать, — по существу, выталкивали Эльзу из России. Из СОВЕТСКОЙ России... Но к политике это не имело ни малейшего отношения. Сестры любили друг друга и скандалить, деля Маяковского, совсем не хотели. Но и лицемерить, делая вид, что в их отношениях не существует проблем, они не хотели тоже. Пребывание вблизи друг от друга (расстояние между Москвой и Петроградом в расчет, разумеется, не бралось), неизбежные общие встречи могли в любую минуту стать источником новых конфликтов. Сами сестры, скорее всего, нашли бы выход из положения, но ненависть, которой воспылала к Маяковскому Елена Юльевна, исключала любой компромисс.
Чувства матери нельзя не понять. В ее старомодном представлении вызывающе вольное поведение старшей дочери называлось распутством и подлостью, Маяковский же выглядел дьяволом, погубившим обеих дочерей. Вторгся в чужую семью, разрушил ее, не создав никакой другой, совратил и унизил Эльзу... Бегство за границу казалось спасением — не от большевиков, которые лично Елене Юльевне ничем еще не досадили, а от дьявола-искусите-ля и от непутевой Лили.
Андре Триоле к тому времени, выполнив свои служебные обязанности, отбыл в Европу. Чтобы сочетаться законным браком, Эльзе надлежало отправиться вслед за ним. Так она и сделала. Поразительно другое: почему-то этот брак не состоялся в Москве. Как могла рассчитывать Эльза на выезд в Европу из подвергнутой блокаде России, где большевики сами лишили своих сограждан свободы передвижения? Из «совдепии» не выезжали — из нее бежали, рискуя жизнью и не ведая о том, что ждет беглеца впереди. Эльза же уезжала, как уезжают все нормальные люди в нормальные времена. История ее отъезда полна не разгаданных до сих пор загадок. Ни на один вопрос, который, естественно, возникает, нет ответов. Впрочем, и вопросов этих почему-то никто не поставил. Ни тогда, ни потом.
Вот как сама Эльза описывает формальную процедуру своего отъезда: «...В бывшем Институте благородных девиц <Москва,
Никаких заграничных паспортов в привычном смысле этого слова тогда не существовало, в каждом индивидуальном случае их выписывали на гербовой бумаге и вручали счастливчику. Исключительным правом выдачи таких разрешений обладала зловещая ЧК, миновать эту инстанцию ни один соискатель заграничного «паспорта», конечно, не мог. «Товарищ» , который напутствовал Эльзу, мог быть только сотрудником этого ведомства. Когда и к кому конкретно обратилась Эльза за таким разрешением? Как и с чьей помощью удалось провернуть ей столь сложное дело? Обычно эта процедура занимала не одну неделю, для получения разрешения на выезд, уж во всяком случае, требовались рекомендации благонадежных и авторитетных лиц.
Есть еще одна странность, куда более значительная. В марте 1918 года началась англо-франко-американская интервенция с целью свергнуть советскую власть. «Офицер французской армии», ради брака с которым Эльза отправилась за границу, служил, таким образом, в войсках, которые вели войну с властями, выдавшими Эльзе заграничный паспорт. Непостижимым образом они благословили ее на супружество с офицером-противником! Для этой цели отправили за границу. Да еще дали в сопровождение мать...
Все это плохо стыкуется с элементарной логикой, здравым смыслом, известными большевистскими правами. Не оттого ли эта важнейшая страница биографии Эльзы полна «белых пятен»? Не оттого ли в мемуарах Эльзы, изобилующих множеством красочных и важных деталей, нет ни одной, которая относилась бы к этому периоду? Так или иначе, но легальное право на выезд она от советских властей получила. Какой ценой — об этом нам приходится только гадать. И уже через неделю, не подвергая риску ни на день счастливо доставшийся ей лотерейный билет, отправилась в путь. На три-четыре месяца, утверждала впоследствии Эльза. Но квартира была отдана московским властям, в нее по ордеру въехала семья «пролетария», все вещи распроданы. Включая рояль, в котором для Елены Юльевны была заключена вся ее жизнь!.. На какое же пепелище собиралась Эльза вскорости возвратиться? На чью крышу- рассчитывала?
Путь лежал через Петроград — мать и дочь отправлялись в Европу русским пароходом, носившим заграничное имя «Онгерманланд». День перед отъездом провели в пустой квартире на улице Жуковского — Елене Юльевне повезло. Пустой она была потому, что в жизни Лили и Маяковского только что произошли принципиально важные перемены: потайной адюльтер превратился в публично заявленное сожительство.
Все трое (включая Осипа) переехали на лето в дачный поселок Левашово. Маяковский работал, отвлекаясь только по вечерам, меняя письменный стол на картежный. Лиля загорала и читала старые книги. Осип тоже читал, меланхолично наблюдая за тем, как разворачивается на его глазах весьма необычный роман. Там, в Левашове, Лиля и объявила ему, что чувства проверены, что теперь наконец она убедилась в своей «настоящей любви» и, стало быть,
Маяковскому она уже не просто товарищ и друг, а ироде как бы жена. Осип принял, к сведению то, в чем и так не сомневался. Все трое порешили остаться ближайшими друзьями и, как бы ни сложились в дальнейшем их отношения, никогда не расставаться.
Эта новость была доведена до сведения Елены Юльевны и стала тем финальным ударом, который нанес ей Маяковский еще на родной земле. Маяковский? Нет, скорее родная дочь. Во всяком случае, проститься с ней в Левашове она не поехала, тем паче, что Лиля даже не встретила мать на вокзале. У Эльзы были ключи от квартиры на улице Жуковского, все остальное — встречи, проводы и дежурные поцелуи — считалось условностями, чуждыми новой, революционной морали.