Лимб
Шрифт:
Лукавый посмотрел на Костю, держащего в руке купюры. В его взгляде он прочел недопонимание и удивление.
– Вообще-то этот чел староста в моем классе. А старост нельзя бить. Они, как-никак, заслужили место в обществе в отличие от вас, кретинов.
Они накинулись на него вчетвером, избили. Лукавый вцепился в футляр со скрипкой, прижал к себе и свернулся на полу. Кто-то плюнул в него и обматерил. Хулиганы рассмеялись, пригрозили старосте увеличением налога, и ушли. Костя подошел к Лукавому, склонился, уперевшись руками в колени.
– Зачем ты влез? – спросил он.
Лукавый
– А ты как думаешь, придурок? – Костя помог ему встать.
Лукавый подошел к раковине, омыл лицо холодной водой, вытер его бумажными полотенцами.
– Не знаю. Ты псих? – тихо спросил Костя.
– Не люблю, когда давят количеством. Да и платить за собственную скрипку тупо. Ты должен дать им отпор.
– Ты не знаешь всего, – голос старосты стал резким. – Впредь не лезь в мои дела. Просто пройди мимо.
Костя вышел, а Лукавый посмотрел ему вслед. Раньше он игнорировал чужие проблемы, но в этот раз зов совести оказался сильнее.
– Ты мне еще спасибо скажешь, – пробормотал он, выходя из туалета.
Протез
Глава 7
Он поспешно закинул футляр со скрипкой в шкаф и сел за первую парту. Когда в класс зашел Лукавый, Костя устремил взгляд в учебник, изображая безразличие. Впервые по его вине пострадал человек, а он не сделал ничего, чтобы этому помешать. И человек-то какой-то странный: нажил
себе проблем в первый же учебный день. Они с ним едва были знакомы, между ними не было крепкой дружбы. Он бы на месте Лукавого за себя не заступился.
После уроков Костя мыл доску – сегодня была его очередь дежурить по классу. Он составил стулья на парты, выключил в классе свет, забрал футляр и закрыл дверь на ключ. Отнес его на вахту, попрощался с охранником и вышел.
Солнце жарило в макушку, а сентябрьский ветер уже подмораживал. Левицкий вспомнил Лукавого в шапке. Тот не снял ее, хотя в классе за урок скапливалась духота.
Классный руководитель просила, чтобы он приглядывал за Лукавым. Как староста он согласился, но как Костя он не хотел общаться с тем, чье существование напоминает об аварии, о которой он только начал забывать.
Может, поэтому он не вступился за него в туалете? Может, хотел, чтобы новичок сам все понял и больше к нему не лез?
Костя перешел дорогу. На другом светофоре он замешкался, побежал по зебре. Кто-то ему посигналил. Он замер, вздрогнув, и посмотрел на водителя. Тот размахивал руками, матерился. Левицкий все же убрался с дороги, но остановился на тротуаре, чтобы отдышаться. Панические атаки преследовали его. Он боялся резких звуков, машин и избегал упоминаний о февральской аварии. Его семья пережила ее, отделавшись царапинами и ушибами.
Завибрировал мобильник. Костя достал его, приложил к уху, содрогнулся: холодный.
– Да, мам?
– Не забудь забрать сестру с кружка, – сказала она, – и музыкальную школу не вздумай пропускать. Я слышала от твоего учителя, что ты притворялся больным. Твой отец не просто так оплачивает обучение. Это инвестиции в твое
Она говорила и говорила, а Костя брел по улице, пиная осенние листья. Его будущее на самом деле не заботило родителей. Они хотели хвастаться перед всеми, что их сын – знаменитый скрипач, собирающий огромные концертные залы. И не хотели слышать ничего, что могло бы разрушить их идеальный миф.
– Хорошо. Во сколько у нее кончаются занятия?
– У тебя есть два часа.
– Но через тридцать минут начало урока в музыкальной школе…
– Тебе хватит времени, чтобы доехать до нее. Возьми такси, не садись в автобус. Там слишком много заразы.
Она повесила трубку. Костя принюхался: от местной забегаловки сильно пахло жареным маслом. Между уроками он не успевал поесть: ходил в музыкальную школу, забирал младшую сестру с танцев, уроков рисования и других кружков. Мама меняла их для дочери чуть ли не каждый месяц. Порой Левицкий задумывался, почему Алёну родители любят сильнее, чем его. Ответ был прост: девочек всегда любят больше.
Учителя хвалили Костю за пунктуальность, за сдержанность и хорошие оценки, тогда как сам он едва успевал сводить концы с концами. После учебы в школе он уставал так, что не хотел ничего делать, но обстоятельства и давление со стороны родителей вынуждали его бороться с самим собой.
– Константин, – Мария Дмитриевна приветствовала его кивком, – выучил этюды?
Он кивнул, доставая скрипку.
– Хорошо, тогда играй.
Он взял смычок и заиграл выученные ноты. Начало всегда давалось легко: он не разгонялся, но не медлил. Потом темп ускорялся, и Костя входил в раж, отбивая смычком по струнам с силой для усиления звука.
– Стоп! – Мария Дмитриевна хлопнула в ладоши. У него от этого зазвенело в ушах. – Фальшивишь. Сначала.
Левицкий занимался у самого высокооплачиваемого педагога. Она была предельно строга и злилась, когда он ошибался более одного раза. Она кричала на него, хлопала по рукам, тыкала нотами в лицо. Всячески выходила из себя, как и положено творческому человеку.
Костя повредил руку в аварии. После операции он долго и мучительно разрабатывал ее, едва мог сжать смычок, часто ронял его во время игры на скрипке. Врач сказал, что повреждение серьезное и ему лучше прекратить заниматься музыкой. Родители были уверены в обратном. Любые жалобы Кости на боль в руке приводили мать в ярость. Она указывала на обезболивающее и заставляла его пить. Говорила, что «ее сын не может разрушить великолепную карьеру скрипача из-за каких-то надуманных болей». Отец же поддерживал ее, не вмешиваясь в семейную политику.
Спустя час Костя заплатил за урок, попрощался с Марией Дмитриевной и ушел из музыкальной школы, сдерживая слезы. Он не пил обезболивающее, чтобы помнить: он живой.
К танцевальному залу он подъехал на такси. Расплатившись с карточки, Костя зашел в здание. Он провел в холле полчаса, читая книгу в смартфоне. Когда на экране появилась фотография улыбающейся Алены, Костя ответил:
– Закончила?
– Да! Мама сказала, что ты меня заберешь. Ты уже пришел?
– Жду в холле, как обычно.