Лингво. Языковой пейзаж Европы
Шрифт:
Выпуск марок поставлен в Гагаузии на промышленную основу. Пристрастия гагаузов разнообразны и могут показаться странноватыми.
На этой новообразованной территории (чуть больше Лондона с предместьями) преобладают гагаузы. Здесь около 150 000 человек говорит на гагаузском языке, который сильно напоминает турецкий. Сходство настолько сильное, что носители нормативного турецкого практически понимают гагаузскую речь, если не учитывать периодически мелькающие то там, то тут болгарские и русские заимствования.
Смех у них вызывают грамматические несуразицы, которые гагаузский позаимствовал у двух славянских языков – болгарского и русского. Прежде всего порядок слов: в гагаузском прямое дополнение стоит после глагола: ребенок ест (глагол) мороженое (прямое дополнение). Туркам это кажется безумно смешным, ведь ясно же, что всякий разумный человек скажет: ребенок мороженое ест. Другое забавное славянское заимствование – это гагаузская привычка различать мужчин и женщин. Почему король – это padisah, а королева – padisahka? Почему колдунью (buucuyka) называют одним словом, а колдуна (buucu) – другим? Курьезное извращение, по мнению турок. Одного слова за глаза хватает.
Нам-то как раз то, что веселит турок, кажется естественным. Для нас гагаузский не смешнее английского, если, конечно, отвлечься от названия. Ну и от марок, пожалуй.
45
Смерть языка
Далматинский
Языки редко погибают с грохотом (чаще – со стонами), но именно так и произошло 10 июня 1898 г., когда в ходе дорожных работ на адриатическом острове Крк взорвалась мина. Несчастный случай унес две жизни: погиб некий Туоне Удайна, а вместе с ним скончался и далматинский язык – больше на этом языке было некому говорить.
Если Удайну смерть настигла внезапно, то смерть далматинского ожидалась уже давно. Этот потомок латыни обитал в районе восточного побережья Адриатического моря и был маргинальным почти что с самого начала – ведь большую часть Балкан уже к VI в. захватили славяне. Далматинскому удалось удержаться на горстке островов возле Истрии и в нескольких городах южнее полуострова – самый крупный из них был Дубровник (или, по-далматински, Рагуза). Даже в период наивысшего расцвета языка на нем, скорее всего, говорило не более 50 000 человек. Тексты на нем едва ли сохранились, потому что вряд ли были написаны. В Дубровнике язык исчез в XVI в. А к XIX в. он обитал всего лишь на одном острове: Крк (по-хорватски) или Викла (по-далматински). И то как язык меньшинства.
Только связи с Венецией позволили романскому малышу так долго противостоять натиску окружавшего его славянского большинства. Венеция не одну сотню лет была столицей обширной морской империи, охватывавшей большую часть Восточной Адриатики, и постоянное общение с венецианцами, должно быть, сыграло свою роль в сохранении романского языка на Далматинском побережье. Рагуза вышла из-под власти Венеции в 1358 г., а связь Крка с Венецией продолжалась намного дольше – поэтому тут и уцелел далматинский. Однако 18 апреля 1797 г. Венеция перестала быть независимой республикой,
Лишь в 1897 г. кто-то наконец додумался, что этот практически незадокументированный язык стоит сохранить на память потомкам. В тот год итальянский лингвист Маттео Бартоли начал опрашивать Туоне Удайну. Оба они не очень-то подходили для такой работы. Для Удайны далматинский не был родным, да и в последние двадцать лет – после смерти родителей – у него совсем не было практики. К тому же его произношение оставляло желать лучшего: Удайне было далеко за шестьдесят и у него не осталось ни одного зуба. Что касается Бартоли, то он усердно занимался романскими языками, но и у него были свои недостатки. По словам гораздо более выдающегося лингвиста Джакомо Девото, «ему был чужд интерес к фонологии, синтаксису, стилистике, грамматике и общему описанию системы».
Не стоит, впрочем, думать, что, если бы более дотошный лингвист смог подольше пообщаться с далматиноговорящим обладателем полного комплекта зубов, у нас было бы полное и надежное описание далматинского. Когда на языке говорит всего один человек – язык уже мертв. Язык живет разговорами, поэтому в одиночку сохранить ему жизнь невозможно – одному человеку под силу разве что вспомнить все, что вспомнится.
Незадачливый Туоне Удайна, последний далматиноговорящий в мире
«Смерть последнего носителя» звучит очень драматично (выигрышная тема для СМИ!), но языки умирают постоянно. Подсчитано, что примерно у пятисот языков осталось меньше чем по сто носителей, а примерно пятьдесят языков знают по одному человеку. В 2013 г. в Латвии умер последний человек, для которого родным был ливский. В 2012-м в Шотландии скончался последний носитель кромартского языка. А вот чуть менее мрачная вариация на ту же тему: сообщается, что в 2011 г. два последних носителя языка ауапанеко в Мексике перестали разговаривать друг с другом. Тоже грустная история. Но в рассказе о далматинском драматизма больше.
46
Корнуолльские раскольники
Корнский
Жив ли корнский? В значительной степени это вопрос веры. До недавнего времени неверующие могли апеллировать к атласу языков ЮНЕСКО, где корнский числился покойным. И в этом не было ничего удивительного, если учесть, что женщина, которую принято считать Последним Истинным Носителем, – некая Долли Пентрит, торговка рыбой из Маусхоула, – умерла в 1777 г. Правда, скончавшийся в 1891 г. в возрасте 79 лет Джон Дэйви знал некоторые корнские слова и выражения, которые слышал в детстве от отца, но неясно, говорил ли он когда-нибудь на этом языке. Горстка людей с некоторыми познаниями в корнском даже пережила Джона Дэйви, но опять-таки они по-настоящему на этом языке не говорили. Похоже, что Долли Пентрит действительно была его последним носителем.