Линии судьбы
Шрифт:
– Послушай, - говорит Тобин, - ты ж не черта не смыслишь, что такое чудеса и пророчества, на которые способны избранные. Ну вспомни, что сегодня гадалка высмотрела у меня на руке? Да она всю правду сказала, все получается по ее, прямо у нас на глазах. "Берегись", сказала она, "брюнета и блондинки, они втянут тебя в неприятности". Ты что, забыл про негритоса - хоть я, правда, тоже врезал ему как надо, - а можешь ты найти мне женщину поблондинистей, чем та, из-за которой моя шляпа свалилась в воду? И где один доллар и шестьдесят пять центов, которые были у меня в жилетном
Так, как Тобин мне все это выложил, вроде бы точь-в-точь все сходилось с предсказаниями чародейки, хотя сдается мне, такие мелкие досадные случаи с кем хочешь могут приключиться на Кони, тут и предсказания не требуются.
Тобин встал, обошел всю палубу - идет и во всех пассажиров подряд впивается своими красными гляделками. Я спрашиваю, что все это значит. Никогда не знаешь, что у Тобина на уме, пока он не примется выкидывать свои штуки.
– Должен был сам смекнуть, - говорит он мне.
– Я ищу свое счастье, которое обещали мне линии судьбы на моей ладони. Ищу типа с крючковатым носом, того, который вручит мне свою удачу. Без него нам крышка. Скажи, Джон, видел ты когда-нибудь такое сборище прямоносых горлодеров?
В половине десятого пароход причалил, мы высадились и потопали домой через 22-ю улицу, минуя Бродвей - Тобин ведь шел без шляпы.
На углу, видим, стоит под газовым фонарем какой-то тип, - стоит и пялит глаза на луну поверх подземки. Долговязый такой, одет прилично, в зубах сигара, и я вдруг вижу, нос у него от переносицы до кончика успевает два раза изогнуться, как змея. Тобин тоже это приметил и сразу задышал часто, словно лошадь, когда с нее седло снимают. Он двинул прямиком к этому типу, и я пошел вместе с ним.
– Добрый вечер вам, - говорит Тобин крючконосому. Тот вынимает сигару изо рта и так же вежливо отвечает Тобину.
– Скажите-ка, как ваше имя?
– продолжает Тобин.
– Очень оно длинное или нет? Может, долг велит нам познакомиться с вами.
– Меня зовут, - отвечает тип вежливо, - Фриденхаусман. Максимус Г. Фриденхаусман.
– Длина подходящая, - говорит Тобин.
– А как оно у вас пишется, есть в нем где-нибудь посередке буква "О"?
– Нет, - отвечает ему тип.
– А все ж таки, нельзя ли его писать с буквой "О"?
– опять спрашивает Тобин с тревогой в голосе.
– Если вам претит иноязычная орфография, - говорит носатый, можете, пожалуй, вместо "а" сунуть "о" в третий слог моей фамилии.
– Тогда все в порядке, - говорит Тобин.
– Перед вами Джон Мэлоун и Дэниэл Тобин.
– Весьма польщен, - говорит долговязый и отвешивает поклон.
– А теперь, поскольку я не в состоянии понять, с какой стати вы на углу улицы подняли вопрос об орфографии, не объясните ли мне, почему вы на свободе?
– По двум приметам, - это Тобин старается ему втолковать, которые обе у вас имеются, вы, как напророчила гадалка по подошве моей руки, должны выдать мне мое счастье и прикончить все те линии неприятностей, начиная с негра и блондинки, которая сидела на пароходе скрестив ноги, и потом еще финансовые потери - один доллар
Долговязый перестал курить и глянул на меня.
– Можете вы внести какие-либо поправки к этому заявлению?
– спрашивает он.
– Или вы из тех же? Судя по вашему виду, я подумал, что вы при нем сторожем.
– Да нет, все так и есть, говорю я.
– Все дело в том, что как одна подкова схожа с другой, так вы точная копия того поставщика удачи, про которого моему другу нагадали по руке. Если же вы не тот, тогда, может, линии на руке у Дэнни как-нибудь нескладно пересеклись, не знаю.
– Значит, вас двое, - говорит крючконосый, поглядывая, нет ли поблизости полисмена.
– Было очень-очень приятно с вами познакомиться. Всего хорошего.
И тут он опять сует сигару в рот и движется быстрым аллюром через улицу. Но мы с Тобином не отстаем, - Тобин жмется к нему с одного бока, а я - с другого.
– Как!
– говорит долговязый, останавливаясь на противоположном тротуаре и сдвинув шляпу на затылок.
– Вы идете за мной следом? Я же сказал вам, говорит он очень громко, - я в восторге от знакомства с вами, но теперь не прочь распрощаться. Я спешу к себе домой.
– Спешите, - говорит Тобин, прижимаясь к его рукаву, - спешите к себе домой. А я сяду у вашего порога, подожду, пока вы утром выйдете из дому. Потому как от вас это зависит, вам полагается снять все проклятия - и негритоса, и блондинку, и финансовые потери - один доллар шестьдесят пять центов.
– Странный бред, - обращается ко мне крючконосый как к более разумному психу.
– Не отвести ли вам его куда полагается?
– Послушайте, - говорю я ему.
– Дэниел Тобин в полном здравом рассудке. Может малость растревожился - выпил-то он достаточно, чтоб растревожиться, но не достаточно, чтобы успокоиться. Но ничего худого он не делает, всего-навсего действует согласно своим суевериям и предсказаниям, про которые я вам сейчас разъясню.
И тут я излагаю ему факты насчет гадалки и что перст подозрения указывает на него, как на посланца судьбы, чтобы вручить Тобину удачу.
– Теперь понятно вам, - заключаю я, какая моя доля во всей этой истории? Я друг моего друга Тобина, как я это разумею. Оно не трудно быть другом счастливчика, оно выгодно. И другом бедняка быть не трудно - вас тогда до небес превознесут, еще пропечатают портрет, как вы стоите подле его дома - одной рукой держите за руку сиротку, а в другой у вас совок с углем. Но многое приходится вытерпеть, тому кто дружит с круглым дураком. И вот это-то мне и досталось, - говорю я, - потому, как по моим понятиям, иной судьбы на ладошке не прочтешь, кроме той, какую отпечатала тебе рукоятка кирки. И хоть, может, нос у вас такой крючковатый, какого не сыщешь во всем Нью-Йорке, я что-то не думаю, чтобы всем гадалкам и предсказателям вместе удалось выдоить из вас хоть каплю удачи. Но линии на руке у Дэнни и вправду на вас указывают, и я буду помогать ему вытягивать из вас удачу, пока он не увериться, что ничего из вас не выжмешь.