Линия разлома
Шрифт:
В сорок четвертом город был освобожден советскими войсками. При освобождении – город практически не пострадал, основные операции проходили южнее его. Это стало прологом к долгой и страшной партизанской войне, доселе невиданной. Что-то подобное было только на Кавказе, но, наверное, ОУН-УПА превзошла и кавказских горцев по той изощренной жестокости, с которой она вела свою борьбу. Эти горы, леса в приграничье, этот город – стали настоящим центром сопротивления советской власти, и сопротивление это продолжалось (отдельными акциями) до начала шестидесятых.
В составе СССР город полностью восстановился, в нем было открыто немало промышленных предприятий, производили автобусы, бытовую технику, станки с программным управлением. Были построены миллионы квадратных метров жилья, почти вдвое увеличилось население города. Но несмотря ни на что – Львов остался Львовом. Центром сопротивления – против кого бы то ни было. Достаточно сказать, что бандеровцы, на руках которых была кровь советских солдат, жили в горных селах и в семидесятые, и в восьмидесятые. А по крайней мере один из них дожил
Вообще Украина, в том виде, в каком она была провозглашена в девяносто первом, была просто обречена на беду. Из слишком разных кусков она складывалась. Центром востока страны, его лидером был Харьков – типично русский, многонациональный город-миллионник, часть огромной империи, промышленный центр, который в отрыве от империи существовать нормально просто не мог. Донецк – до двадцать третьего года Юзовка, город, основанный бизнесменом Джоном Хьюзом, промышленником и металлургом, тоже имперский город, сталь которого нужна была огромной стране, раскинувшейся на половину света. Одесса – уникальный город, город мирового наследия, сравнимый с такими городами, как Гонконг, Монако, Нью-Йорк, Сан-Франциско. Одесса не могла быть ни русским, ни украинским городом, Одесса была сама по себе, самоценностью, городом со своей культурой, манерой ведения дел, даже языком. Севастополь – город воинской славы, каменный форпост страшной, непобедимой империи, сухопутный авианосец, контролирующий Черное море. Город, где главным событием года является военно-морской парад. Киев – многонациональный, старый имперский город-миллионник, одна из столиц огромной страны, если брать то, как он развивался в первые два десятилетия двадцатого века, какой строительный бум в нем был, вполне могло быть, что в Киеве проживали бы несколько миллионов человек [54] . И Львов – город, которому, по сути, и надо было быть столицей изначально. Только не Украины, а Галичины. Потому что этот город не мог быть ничем, кроме столицы. И, наверное, все остальные бы как-то договорились. Если бы не Львов.
54
По результатам всеобщей переписи населения Киева, проведенной в конце 1917 года, русских в Киеве проживало 54,7 % от общей численности населения; евреев – 19,0 %; украинцев – 12,2 %. Всего в Киеве проживали представители 68 национальностей. За то, что сейчас это украинский, а не русский город, благодарить надо советскую власть. В СССР украинизация проводилась едва ли не активнее, чем сейчас изымались русские книги, в школах заставляли учить «родной» язык, на должности не назначали тех. кто не говорил на украинском. В том числе и поэтому для автора не возникает вопроса, чем была советская власть для русских – благом или злом. Страшным злом, последствия которого сказываются и сейчас.
И – как это ни странно – в том, что Львов именно такой, какой он есть, ему следует благодарить Советской Союз.
СССР оказался беззащитным от полчищ упырей, которых он выносил внутри себя, и бандеровские оборотни в числе самых страшных. Подумайте, ведь все они появились не на пустом месте – значит, кто-то был, жил, помнил, поддерживал огонек костра. Того самого костра, в котором горели евреи Майданека и Бабьего Яра и суждено было сгореть всем нам, если бы не великий русский народ, в страшном напряжении сил сломавший хребет фашистской гадине. Эти люди как-то пережили то, что сейчас считается советской оккупацией, верно? Они совсем не такие, как немцы, в них нет страха, в них не вселяли с детства чувства вины, как в немцев, которые давно уже не настоящие немцы. В СССР – этот кусочек Европы, старой, довоенной и межвоенной Европы, удивительным образом законсервировался, сохранился, пережил свою Европу. Львов – это и есть настоящая Европа. И когда мы перечисляем имена – Гитлер, Квислинг, Муссолини, Хорти, – задумайтесь, а не много ли их. Мы говорим, что фашизм есть мутация, но как она могла зародиться сразу в нескольких странах Европы? Значит, была почва для этого, верно? Значит, были люди, поддерживающие это, и их было большинство. Насколько антифашистской на самом деле была Европа?
Я говорю это для того, чтобы все понимали: никто не застрахован от фашизма, как бы его ни табуировали. Нельзя запретить фашизм, запрещая Майн Кампф. Фашизм – политическое учение, инструмент для решения задач, стоящих перед нацией на том или ином этапе ее развития, и мы не застрахованы от появления фашизма вновь. Ненависть одних и равнодушие других могут снова выпустить зверя на свет.
Львов никому договориться не дал. В современном украинском государстве он занимал неофициальное место запасной столицы страны. Львов – все-таки бросил вызов сверхдержаве, последний раз это было в 1250 году. И все знали, что если что-то и удастся спасти, как только Россия пойдет в наступление, – так это Львов.
Первым, что запомнил Брыш, въезжая в Львов, разудалая песня в придорожном кафе, в котором он остановился подкрепиться. Пела литовская группа «Диктатура», и кто-то молча ел, а кто-то притопывал ногой и подпевал в такт.
Вижу я красное пламя, Горит Шальчининкайский район, Бушует огненная чума, Время поляков истекло. Близится священная война, Если55
Депутат литовского Сейма Наркевич обратился в Прокуратуру Литвы с требованием привлечь участников группы к уголовной ответственности за разжигание межнациональной розни. На момент написания произведения автору неизвестно, возымело ли обращение действие или нет. Но если даже и привлечь – то по факту ничего не изменится. Песня эта есть, она спета, записана на видео, кому надо, тот может ее достать и слушать. Есть люди, готовые это слушать, и уголовные дела проблему не решат.
Было видно, что песня громадянам по душе…
Сам Брыш родился на Востоке и здесь почти инстинктивно чувствовал себя чужаком. Он не жил одной жизнью с этими людьми, у него не было одной с ними истории, кроме страшной и кровавой истории последних лет, когда они оказались по одну сторону баррикад. Его мать не рассказывала ему сказки, какие рассказывали здесь, его дед воевал не в отряде «УПА», а в отряде Красной армии и брал Вену. Ему приходилось напоминать себе, что теперь они – одно целое, один народ. Но само то, что это надо было себе напоминать, грызло изнутри.
Не было покоя.
Понимание того, что они – на одной стороне и теперь уже навсегда, он отрезал путь назад – было. А вот родства, инстинктивного родства с теми, кто родился здесь, с потомками иезуитов, сопротивленцев и ученых – не было.
И с их стороны – тоже не было. В «Крыивке» – среди десятков свежих портретов – не было ни одного русского. Да, их признавали братьями и прославляли с трибун, им даже давали под начало подразделения. Но вот в «Крыивке» [56] их фотографий не было. Что бы они ни сделали – они оставались чужими.
56
Кафе в центре Львова на бандеровскую тематику. Партизанская романтика – вывески нет, дверь за полкой с книгами, само кафе в подземных ходах, Каждые полчаса разыгрывается сценка «поиска москалей». Выявленных москалей сажают в карцер и выпускают, если споешь украинскую песню. Вроде как забава, место популярно среди русских туристов – только почему-то не смешно.
Он все-таки был русским. Пусть и наполовину, но русским. Внуком старшего лейтенанта Советской армии, бравшего Вену. И изменить это при всем своем желании он не мог. Да и желания-то особого не было…
По-моему, самое время кое-что объяснить.
Я не антиукраинец, и эта книга не антиукраинская, хотя и может показаться таковой. Украина – государство, которое еще может состояться, но для этого ему нужно кардинально изменить свою суть, как это смог в 1993 году сделать Азербайджан. Украинское государство не может (и не должно) существовать как государство украинской нации. Оно для этого слишком большое и лоскутное. Фактически это мини-Россия. Украина может состояться только так, как состоялись Россия и США. Как страна, где патриотизм направлен на государство, а не на нацию. Как страна, где разговаривают на таком языке, на каком удобно разговаривать. Как страна, где все граждане чувствуют себя равными вне зависимости от национальности и происхождения. Как страна, где говорят: «приезжайте к нам», а не «не нравится – уматывайте отсюда».
Грубейшая ошибка, заложенная в самой сути государства Украина, в том, что это государство для украинцев. Трагедия – в том, что Украина определяется как «не Россия» – тем самым минимум треть населения отправляется во внутреннюю эмиграцию – последствия по СССР хорошо известны. Украина – во многом рождена усилиями непокорной львовской интеллигенции, но это не повод идти у них на поводу.
Украина – это государство, в котором живут очень разные люди, как чистые, даже химически чистые европейцы (львовяне), так и русские, постсоветские и уже не очень. Строить государство по проекту только одной части украинского общества – заранее обрекать его на распад.