«Линия Сталина». «Колыбель» Победы
Шрифт:
– Что вы сказали своей жене, генерал?
– Чтобы говорила вам правду, – Гловацкий при этих словах отвел глаза в сторону, как школьник, которого поймали на краже варенья из буфета.
– Не надо меня обманывать, генерал, я знаю, что русские понимают под дураком, не ожидали? Не делайте из меня идиота! Так писатель Достоевский роман свой назвал?!
– Вы хорошо знаете наш язык, унтер-офицер. Где научились?
– Не уводите разговор в сторону, генерал. Как это у вас говорят – не пихайте налима за корягу! Вы назовете номера дивизий, что входят в состав вашей армии?! Их командиры? Только не говорите мне, что не знаете, вам по должности такое ведать положено. Говорите же, генерал!
Гловацкий молчал,
«А что ты хотел, фриц?! «Язык» я ценный, а признаки контузии налицо – тошнота и рвота, слабость, а тут еще и кровь течет, что может говорить о повреждении внутренних органов. Бить меня ни в коем случае нельзя, а вот немного помучить Софью можно. Но опять же не бить и не насиловать – я же могу и дуба врезать, и вообще замолчать. Информация первичная очень тебе нужна, но привычными методами сейчас не вышибить, так что шевели, фриц, извилинами. Давай рожай скорее!»
– Они тебя уволокут, визжи погромче. Их надо разделить, – пошевелив губами, прошептал беззвучно Гловацкий, покуда Софья пристраивала его удобнее, положив головой на свернутую валиком юбку. И добавил громче, с расчетом именно на немца: – Все будет хорошо… не бойся…
Унтер присел рядом на корточки и чуть кивнул. Тут же два эстонца схватили Софью под руки и поволокли ее в камыши. Женщина завизжала.
– Что вы с ней делаете?!
– Ничего страшного, генерал. Ей надо посидеть в стороне, немного, а мне вас допросить по отдельности. Я понимаю, вы давали присягу, это делает вам честь. Но подумайте о своей жене…
Со стороны густых камышей вскоре донесся заполошный женский визг и глумливый смех эстонцев.
– Что с ней делают?!
– Ничего страшного, немного побалуются. Эстонцы долго просидели в болотах, изголодались по женской ласке. У вас очень красивая жена, с нее не убудет. Допросят немного…
– Прекратите, вы же культурный человек! Мои предки двести лет назад выехали из Саксонии, вы не можете так делать!
– О, вы из фольксдойче?! Зачем вам причинять страдания супруге? Вы же умный человек и понимаете – будете молчать, она все расскажет, только ее изнасилуют. Мне этого не нужно, поверьте, но сведения крайне важны. Вы же все понимаете, генерал, мы на войне. Не доставляйте жене страданий. Она вас сильно любит.
«Психолог долбаный! Хотя молодец, верно все делает. Софа моя как визжит, видно, за ягодицы щипают изрядно – не смертельно, но болезненно. И за камыши ее отвели правильно, чтобы я ничего не видел, а воображение само способно настроить «клиента» к откровенности. Проходили мы все это, фриц, не раз. Все же за полвека методики совершенствовались. Нет, но как визжит, Станиславский бы закричал «верю». Чухонцы сопят ненатурально – им очень хочется отведать генеральской женки, но категорически запрещено это делать. Но щипают от души и, судя по всему, снимают трусики. Все, уже крик подняла, надо мне «колоться».
– Прекратите… Дайте закурить.
– Генуг, – прокричал немец и тут же добавил веским тоном: – Вы только меня не разочаровывайте, генерал. А то возня заново начнется, эти два эста здорово ненавидят советскую власть
Говоря, немец достал сигарету, прикурил и сунул в губы Гловацкому – от первой затяжки все поплыло перед глазами. Сигарета упала на грудь – ему было больно от ожога, но терпел. Николай Михайлович удачно сымитировал кратковременную потерю сознания – немец наклонился, похлопал по щекам, отер лицо мокрой юбкой. И генерал с растущим ликованием в душе понял – за серьезного противника его сейчас не держат, а потому нападение окажется для самоуверенного диверсанта неожиданным. Лишь бы только сил хватило для одного смертельного удара. А там со «шмайсером», хотя автомат и не так называется, пойдут совсем иные игры.
– Глотните, генерал. – В рот влилась влага, ядреная и вонючая, надо же, немец даже на шнапс расщедрился. Но проглотил с удовольствием – помогло изрядно, огонь пробежался по телу, сил прибавилось.
– Что вы знаете о 118-й дивизии? Кто ее командир?
– Полковник Татаринов, мы с ним в академии учились. Вчера генерала получил. За бои под Островом, он там ваших танков много пожег. Воевал в Испании, орден Красного Знамени заслужил. Знаток обороны, в Мадриде сим делом занимался, любит рассказывать про бои в Университетском городке. На вас новые методы противотанковой обороны использовал. И вооружение секретное… Удивлены все изрядно – чертовски эффективно оказалось! Всю бригаду оберста Рауса напрочь выжгло…
– Еще глотните немного, генерал. – Фляжка уткнулась в губы. «Немец доволен, как тюлень на лежбище, с первого вопроса такой подробный ответ получить! Сейчас в «доброго» влет перевоплотится, белым и пушистым!»
– Вам легче станет, генерал! У нас лодка, перевезем на берег. А там вас с женою в госпиталь отправим, в вермахте хорошие врачи! Они вас вылечат, вы же немец. Потерпите немного. Вот еще глотните.
«Щас, как же, фольксдойче! Новое оружие заинтересовало, да средства и тактика ПТО, вон как заерзал от нетерпения. За такое могут и чин офицера дать. Но что с Софьей?! Убью уродов!»
– Я-я-я!
Софья звонко завизжала, как поросенок, которого студенты изволили резать тупым полотном ножовки – видел он такое однажды в юности. Так и не зарезали, зато всю деревню переполошили.
– Уй, я!!!
– А…
Дико, в смертельном ужасе заорали оба эстонца, причем один явно в предсмертном вопле, захлебнувшись невыносимой болью. Немец обернулся, явно не понимая, что там происходит, и Гловацкий молниеносно нанес удар, вложив в него накопившуюся ярость. И тут же донесся от камышей прямо леденящий в жилах кровь яростный рык какого-то чудовища. Большого, даже огромного, судя по оглушительному звуку. Именно лютого зверя – люди так свирепо реветь не могут!
Бывший командир 56-го моторизованного корпуса генерал инфантерии Манштейн
близ Новгорода
Вагон судорожно дернулся, колеса загремели по рельсам. Начался путь в неизвестность. Какое может быть будущее у него лично, еще неделю назад командовавшего моторизованным корпусом, добившегося уже в этой войне многих побед, а ныне плененного большевиками в результате злосчастной ухмылки судьбы немецкого генерала?!
Только одно – если и оставят его в живых, то остаток жизни придется провести в Сибири, где плевок падает на снег кусочком льда суровой зимою. И это будет еще хорошо, потому что могут запросто замордовать в «гэпэу», превратив в орущий от боли истерзанный комок человеческой плоти. Нет, его самого пока не били, даже не грубили, не оскорбляли. Обхождение очень вежливое, тут все удивительно. Ведь их вождь Сталин своих командармов – да что там, даже советских фельдмаршалов – расстреливал целыми группами. Что для него плененный немецкий генерал?!