Линия веры

Ефремов Андрей

Этот неприхотливый пример дан для тех, кто еще не встал на путь веры – так им будет понятнее то, о чем пойдет речь ниже.

Однажды зимним будним вечером в маленькую церковь зашел молодой человек средней потрепанности и упитанности. После богослужения он по-свойски, как это принято в среде старых прихожан, стал интересоваться положением дел в этой общине, сообщил, что приехал из другого города, даже передал привет от настоятеля той общины. Сейчас он работает в этом городе в какой-то строительной шаражке, зарабатывает на операцию больной дочери. Сердобольные прихожанки слушали его с интересом. Кто-то дал довольно солидную сумму денег, кто-то добавил. Матвей – так он представился – с достоинством поблагодарил, посетовал что мало, ну, да ладно.

И зачастил. Зачастил на богослужения только по будним

дням, когда народу в церквушке мало собирается, и постоянно заводил речь о трудном материальном положении и о состоянии ребенка. Настоятель тоже с Матвеем разговаривал, но больше молчал.

Матвей со временем вошел в раж, за месяц-полтора в разговорах «дорос» до главного инженера местного домостроительного комбината, стал предлагать услуги по ремонту здания церкви. Уже пару раз «успел слетать к больной дочке с женой, находящимся в другом городе на операции». Вновь начинал сетовать на нехватку денег в связи с перелетами, но община уже уловила суть – мошенник! Кто-то из общины видел парня в городке, в то время когда он «летал», кто-то успел поговорить с настоящим главным инженером – тот, конечно же, был очень удивлен. И настоятель звонил священникам в тот город, откуда якобы приехал Матвей.

Матвей все не унимался: «ребенок уже умер, нужно хоронить», и вновь надо вытянуть деньги с людей в общине. Ему никто не давал, но мошенник все не мог понять – его давно раскусили, и только из сострадания к его лживой душе, никто прямо ему об этом не говорит. Парень продолжал вторить на службах «Аминь»!, коряво, вслед за общиной произносить молитву «Отче наш», он был уверен – его принимают за настоящего верующего, за христианина! Обстановка сложилась очень неприятная.

Точку в этом деле поставил настоятель. После разговора со священником прихожане с жалостью смотрели на согбенную спину уходящего Матвея.

Тайны «Письма солдата Богу»

С начала эпохи перестройки в СССР широкой советской общественности стало известно стихотворение имеющее название «Письмо солдата Богу». С тех лет и по сей день при публикациях оно предваряется чаще всего такими словами: «В сборнике „Свет и жизнь“ (Брюссель.1990г.) было опубликовано письмо простого советского солдата Александра Зайцева погибшего в бою с немецко-фашисткими оккупантами. Это письмо было найдено в кармане простреленной шинели»… По сути, одинаковые аннотации к этому стихотворению завершаются разными фразами: сообщаются различные места гибели этого солдата: либо финский фронт, либо под Москвой. Приводятся скупые сведения, что погиб он в 1944 году; что письмо из кармана простреленной шинели погибшего солдата достал неизвестный санинструктор; и, наконец, фамилия автора «Письма» по имени Александр в различных публикациях указывается разная: либо Зайцев, либо Зацепа. Конечно, все эти загадочные нестыковки дают повод для размышлений.

Почему разные фамилии? Фамилии Зайцев и Зацепа никак не синонимы. Может путаница произошла однажды при устной передаче информации о «письме», либо при письме под диктовку – по принципу «испорченного телефона»? В таком случае – какая же из фамилий правильная? Можно только предположить, все-же Зацепа, – это довольно редкая фамилия, и при устной речи вполне может восприняться слушателем как Зайцев.

Многолетние поиски достоверного первоисточника информации о легендарном солдате-поэте до сих пор никаких результатов не дали. Но найдено множество малоизвестных широкой публике предположений, вплоть до того, что это произведение – удачный графоманский опус, приписанный не существовавшему герою. С этим утверждением согласиться никак нельзя.

Воин-поэт вне сомнений обладал неординарным талантом, многократно усиленным стрессовой обстановкой войны, боев, и близостью смерти. И написано это произведение было в ожидании смерти. Под воздействием чувственности и красоты этого «письма», я когда-то написал отзыв о нем, который был опубликован в газете «Спас. Слово веры» в 2011 году, приведу выдержку:…» это письмо… разительно отличается от всех других подобных, написанных на фронтах второй мировой войны. На войне можно привыкнуть к страху смерти и даже не замечать его. Но мысли о том, что в любую секунду ты можешь потерять жизнь, конечно-же приходят. … Ещё это письмо отличается от других подобных, тем, что оно обращено не к матери, не к отцу, не к любимой, а к Богу.

Александр пришёл к Богу возможно в последние часы, если не минуты, своей земной

жизни. Здесь нет пафоса и картинности, здесь разговор с Богом: «Прощай, мой Бог, иду! И вряд ли уж вернусь», – слова всю жизнь не веровавшего, вернее уверовавшего в последние минуты своей земной жизни, человека, и это простительно. Позволю себе закончить письмо, через много лет после войны, по-другому: «Здравствуй, Бог, иду! Сегодня я вернусь»!

Послушай, Бог… Ещё ни разу в жизниС Тобой не говорил я, но сегодняМне хочется приветствовать Тебя,Ты знаешь, с детских лет мне говорили,Что нет Тебя, и я, дурак, поверил.Твоих я никогда не созерцал творений.И вот сегодня ночью я смотрелИз кратера, что выбила граната,На небо звёздное, что было надо мной.Я понял вдруг, любуясь мирозданьем,Каким жестоким может быть обман.Не знаю, Боже, дашь ли ты мне руку,Но я Тебе скажу, и Ты меня поймёшь:Не странно ль, что средь ужасающего адаМне вдруг открылся свет, и я узнал Тебя?А кроме этого, мне нечего сказать,Вот только, что я рад, что я Тебя узнал.На полночь мы назначены в атаку,Но мне не страшно: Ты на нас глядишь…Сигнал. Ну что ж? Я должен отправляться.Мне было хорошо с Тобой, Ещё хочу сказать,Что, как ты знаешь, битва будет злаяИ, может, ночью же к Тебе я постучусь.И вот, хоть до сих пор Тебе я не был другом,Позволишь ли Ты мне войти, когда приду?Но, кажется, я плачу. Боже мой, Ты видишь,Со мной случилось то, что нынче я прозрел.Прощай, мой Бог, иду! И вряд ли уж вернусь.Как странно, но теперь я смерти не боюсь!

По одной из версий получается, что автор Александр Зацепа (Зайцев) вовсе не советский солдат. Владимир Бондаренко в предисловии к книге Виктора Филатова «Власовщина. РОА: белые пятна» вышедшей в 1995 году в приложении к журналу «Молодая гвардия», пишет о том, что ему передал это предсмертное стихотворение русского офицера (подчеркну – не рядового солдата!) некто Петр Паламарчук. И далее потрясающее открытие – с какой же стороны окопа находился этот воин – которое совершенно не согласуется с «советской» версией: стихотворение было найдено американцами у погибшего власовца из состава русских батальонов воевавших против них. Автором этого стихотворения был унтер-офицер 642-го батальона армии генерала Власова – Александр Зацепа, погибший в боях в 15 километрах от берега Атлантического океана.

Некоторые источники утверждают, что воин-власовец – все же солдат, не офицер. Есть и такая версия: впервые это стихотворение было прочитано по американскому радио в июне 1944 года! Но никаких документальных подтверждений ни этой, ни другим версиям не имеется.

Так как «Письмо солдата» без чьей-либо аннотации идеологически никак не выдержано, нельзя однозначно утверждать – на чьей стороне воевал солдат, и кто был его смертным врагом. Кто он – «предатель» или «герой»? Любая из противоборствующих сторон в условиях информационной войны может «приписать» погибшего поэта в свои ряды.

Анализируя текст, смысл, и дух этого «Письма», а также имея пусть и противоречивую информацию, можно предположить: автор воин был интеллигентным и грамотным человеком; из интеллигентной семьи. Возможно родители его из «бывших», вероятнее всего были верующими людьми, и, возможно, были репрессированы. Атеистическое мировоззрение он мог получить только в советской школе. Отсутствие политической подоплеки и образа «врага» в стихотворении может говорить о том, что солдат был все-таки воином генерала Власова, где присутствовала религиозная поддержка воинского духа в лице служащих в полевых церквях священников из русской эмиграции. Однозначно можно утверждать одно – солдат был действительно поэтом, много писавший, но не публиковавшийся.