Лион Измайлов
Шрифт:
— А я чем хуже? Я себя тоже предлагаю. У меня тоже связи. Два раза замужем была.
Галька Зеленова вскочила, кричит:
— Как вам не стыдно? Это нескромно. Я тоже в начальники хочу. Я молодая, активная.
Аркашка говорит:
— А я что, рыжий, что ли?
Поляков, который всю эту кашу заварил, кричит:
— Товарищи, что же это такое?! Что же вы все без очереди лезете? Каждый себя предлагает, а меня кто же предложит? Я должен быть начальником. У меня и поддержка сверху.
Он посмотрел на директора,
— Молодцы, дружно взялись за дело. Смелее, товарищи, резче. Давайте обсуждать кандидатуры. Кто предложил Тимофеева?
Сергей Васильевич говорит:
— Я предложил Тимофеева. Он человек непьющий, негулящий. Знания его вам известны. Да чего там, вы меня все знаете.
Мария Степановна говорит:
— Знаем, знаем, снега зимой не допросишься.
Галька Зеленова говорит:
— А позавчера в лифте ехали. Народу много было. Он ко мне прижался так, будто холостой. Я ему на пятом этаже говорю: «Сергей Васильевич, что же вы ко мне прижались-то так, ведь мы с вами в лифте уже одни остались», а он мне говорит: «Ой, извините, я вас не заметил».
Поляков говорит:
— А чего его в начальники выбирать, его, того и гляди, ногами вперед понесут, а туда же — в начальники.
В общем, четверо проголосовали против одного. Мария Степановна встает и говорит:
— Голубчики вы мои, всем за свой счет давать буду, отпуск всем летом дам, тебе, Аркаша, безвозмездную ссуду выбью, вам, товарищ Поляков, квартиру будем хлопотать.
Сергей Васильевич говорит:
— А мне чего?
— А вас в начальники выберем, но в следующий раз.
Сергей Васильевич говорит:
— И вас в следующий раз. А сейчас я против. Она два часа по телефону треплется, в обед по магазинам бегает, а потом ест два часа и чавкает, как устрица.
Мария Степановна покраснела и говорит:
— А устрица, между прочим, не чавкает.
Сергей Васильевич говорит:
— Вот видите, даже устрицы не чавкают, а вы чавкаете.
Галька Зеленова говорит:
— Да, Мария Степановна, вы столько едите, что у вас вся кровь к желудку приливает, голове ничего не остается, поэтому вы ничего не соображаете.
Четверо проголосовали против, одна воздержалась.
Аркашка стал говорить:
— Ребята, вы меня знаете, за отдел буду глотку драть. В обиду вас не дам.
— Ты сначала мне десятку отдай, — сказал Сергей Васильевич.
— Да возьмите вы свою десятку. — говорит Аркашка и сует Сергею Васильевичу в руку треплу.
Пока тот бумажку рассматривал, Галька Зеленова опять вскочила:
— А что ты мне говорил?
— А что? — побледнел Аркашка.
— Жить, говорит, без тебя не могу. Потом пожил и говорит: жить с тобой не могу. Так можешь или не можешь? Скажи при всех.
Аркашка говорит:
— Да что же это такое, я с женой еле-еле живу, а тут еще одна пристает.
Мария Степановна опомнилась
— Аркаша, как же вы можете быть начальником отдела, если вы постоянно портите в комнате воздух… Своим гнусным одеколоном по шестьдесят копеек литр. Я вас все спросить хотела: вы им брызгаетесь или внутрь употребляете?
Судьба Аркашки была решена. Видно, он настолько сам себе стал противен, что все пятеро проголосовали против.
— Вот это активность масс, — сказал, потирая руки, секретарь парткома. — Смелее, товарищи, жестче. Всю правду в глаза. Это по-нашему, по-советски.
Тут Гальки Зеленовой очередь подошла. Она говорит:
— Товарищи, сегодня, когда весь наш советский народ в едином порыве сплотился для великих свершений, я, как и весь наш народ…
Сергей Васильевич говорит:
— Какой «наш народ», если у нее по первому мужу фамилия Цукерман?
Галька так и села с открытым ртом. Мария Степановна говорит:
— Да уж, Галочка, какой уж тут народ, если вы, извиняюсь, с Аркашкой жили. А чтобы с Аркашкой жить, это вообще надо веру в коммунизм потерять.
Аркашка вскочил:
— Какое вы имеете право оскорблять светлое будущее всего человечества! Я здесь вообще ни при чем. Это она со мной жила, а я об этом понятия не имею. Я женатый человек.
Короче, против Гальки проголосовали. Полякова очередь настала. Все приготовились. Поляков встает ни жив ни мертв.
— Я, — говорит, — свою кандидатуру снимаю. Лучше жить рядовым, чем облитым грязью.
Все говорят:
— Нет уж, извините, всем так всем.
Сергей Васильевич говорит:
— Стукач вы, вот вы кто.
Поляков говорит:
— Почему стукач?
— А потому, что, когда вы после обеда спите, все время головой об стол стучите.
Секретарь парткома говорит:
— Ну что ж, я считаю, что выборы проходят в поистине демократической атмосфере. Активность масс достигла предела. И поскольку других кандидатур нет, я предлагаю на пост начальника отдела Ивана Сергеевича Загоруйко. А что, он человек надежный: с Галькой Зеленовой не жил, ест мало, головой не стучит. Думаю, с отделом справится. Одним словом, кто за то, чтобы начальником был он?
Все подняли руки. На том собрание и кончилось. Уходя, Селезнев сказал директору:
— Вот так надо с народом работать.
А на другой день в газете появилась заметка, в которой сообщалось, что в институте в обстановке принципиального обсуждения и инициативы масс единогласно был выбран новый завотделом Иван Сергеевич Загоруйко.
Как я был предпринимателем
Сейчас все богатые предприниматели: татары, армяне, евреи — все они называются «новые русские». Я думаю: дай-ка я тоже стану этим «новым русским». Куплю чего-нибудь подешевле, продам подороже и разбогатею.