Лирика

По Эдгар Аллан

^{Перевод В. Брюсова (1924)}

ГОРОД НА МОРЕ

Смотри! Смерть там воздвигла трон, Где странный город погружен, На дымном Западе, в свой сон. Где добрый и злой, герой и злодей Давно сошли в страну теней. Дворцы, палаты, башни там (Ряд, чуждых дрожи, мшистых башен) Так чужды нашим городам! Не тронет ветер с моря – пашен; И воды, в забытьи немом, Покоятся печальным сном. Луч солнца со святых высот Там ночи долгой не прервет; Но тусклый блеск угрюмых вод Струится молча в высь, на крыши Змеится по зубцам, и выше, По храмам, – башням, – по палатам, По Вавилону-сродным скатам, Тенистым, брошенным беседкам, Изваянным цветам и веткам, Где дивных капищ ряд и ряд, Где, фризом сплетены, висят Глазки, – фиалки, – виноград. Вода, в унынии немом, Покоится покорным сном; С тенями слиты, башни те Как будто виснут в пустоте; А с башни, что уходит в твердь, Как Исполин, в глубь смотрит Смерть. Глубь

саркофагов, капищ вход Зияют над мерцаньем вод; Но все сокровища дворцов, Глаза алмазные богов, И пышный мертвецов убор Волны не взманят: нем простор. И дрожь, увы! не шелохнет Стеклянную поверхность вод. Кто скажет: есть моря счастливей, Где вихри буйствуют в порыве, Что бури есть над глубиной Не столь чудовищно немой! Но что же! Воздух задрожал! Встает волна, – поднялся вал! Как будто, канув в глубину, Те башни двинули волну, Как будто крыши на лету Создали в небе пустоту! Теперь на водах – отблеск алый, Часы – бессильны и усталы, Когда ж под грозный гул во тьму, Во глубь, во глубь, весь город канет, С бесчестных тронов ад восстанет, С приветствием ему!

^{Перевод В. Брюсова (1924)}

ОДНОЙ В РАЮ

В твоем все было взоре, О чем грустят мечты: Была ты – остров в море, Алтарь во храме – ты, Цветы в лесном просторе, И все – мои цветы! Но сон был слишком нежен И длиться он не мог, Конец был неизбежен! Зов будущего строг: "Вперед!" – но дух, мятежен, Над сном, что был так нежен, Ждет – медлит – изнемог. Увы! – вся жизнь – в тумане, Не будет больше нег. "Навек, – навек, – навек!" (Так волны в океане Поют, свершая бег). Орел, убит, не встанет, Дуб срублен, дровосек! Все дни мои – как сказки, И снами ночь живет: Твои мне блещут глазки, Твой легкий шаг поет, В какой эфирной пляске У итальянских вод. Ты в даль морей пространных Плывешь, меня забыв, Для радостей обманных, Для грез, чей облик лжив, От наших стран туманных, От серебристых ив.

^{Перевод В. Брюсова (1924)}

КОЛИСЕЙ

Лик Рима древнего! Ковчег богатый Высоких созерцаний. Временам Завещанных веками слав и силы! Вот совершилось! – После стольких дней Скитаний тяжких и палящей жажды (Жажды ключей познанья, что в тебе!) Склоняюсь я, унижен, изменен, Среди твоих теней, вбирая в душу Твое величье, славу и печаль. Безмерность! Древность! Память о былом! Молчанье! Безутешность! Ночь глухая! Вас ныне чувствую, – вас, в вашей силе! Нет, в Гефсимании царь Иудейский Столь правым чарам не учил вовек! У мирных звезд халдей обвороженный Столь властных чар не вырывал вовек! Где пал герой, здесь падает колонна! Где золотой орел блистал в триумфе, Здесь шабаш ночью правит нетопырь! Где римских дам позолоченный волос Качался с ветром, здесь – полынь, волчцы! Где золотой вздымался трон монарха, Скользит, как призрак, в мраморный свой дом, Озарена лучом луны двурогой, Безмолвно, быстро ящерица скал. Но нет! те стены, – арки те в плюще, Те плиты, – грустно-черные колонны, Пустые глыбы, – рухнувшие фризы, Карнизов ряд, – развалины, – руины, Те камни, – ах, седые! – это ль все, Все, что от славы, все, что от колосса Оставили Часы – Судьбе и мне? "Не все, – вещает Эхо, – нет, не все! Пророческий и мощный стон исходит Всегда от нас, от наших глыб, и мудрым Тот внятен стон, как гимн Мемнона к Солнцу: Мы властны над сердцами сильных, властны Самодержавно над душой великих. Мы не бессильны, – мы, седые камни, Не вся иссякла власть, не все величье, Не вся волшебность нашей гордой славы, Не вся чудесность, бывшая вкруг нас, Не вся таинственность, что в нас была, Не все воспоминанья, что висят Над нами, к нам приникнув, как одежда, Нас облекая в плащ, что выше Славы!"

^{Перевод В. Брюсова (1924)}

НЕСПОКОЙНЫЙ ЗАМОК

В той долине изумрудной, Где лишь ангелы скользят, Замок дивный, замок чудный Вырос – много лет назад! Дух Царицы Мысли веял В царстве том. Серафим вовек не реял Над прекраснейшим дворцом! Там на башне, – пурпур, злато, Гордо вились знамена. (Это было – все – когда-то, Ах, в былые времена!) Каждый ветра вздох, чуть внятный В тихом сне, Мчался дальше, ароматный, По украшенной стене. В той долине идеальной Путник в окна различал Духов, в пляске музыкальной Обходивших круглый зал, Мысли трон Порфирородной, А она Пела с лютней благородной Гимн, лучом озарена. Лаллом, жемчугом горела Дверь прекрасного дворца: Сквозь – все пело, пело, пело Эхо гимна без конца; Пело, славя без границы, Эхо, ты Мудрость вещую Царицы, В звуках дивной красоты. Но, одеты власяницей, Беды вторглись во дворец. (Плачьте! – солнце над Царицей Не затеплит свой венец!) И над замком чудным, славным, В царстве том, Память лишь о стародавнем, Слух

неясный о былом. В той долине путник ныне В красных окнах видит строй Диких призраков пустыни, В пляске спутанно-слепой, А сквозь двери сонм бессвязный, Суетясь, Рвется буйный, безобразный, Хохоча, – но не смеясь!

^{Перевод В. Брюсова (1924)}

МОЛЧАНИЕ

Есть свойства, бестелесные явленья, С двойною жизнью; тип их с давних лет, Та двойственность, что поражает зренье: То – тень и сущность, вещество и свет. Есть два молчанья; берега и море, Душа и тело. Властвует одно В тиши. Спокойно нежное, оно Воспоминаний и познанья горе Таит в себе, и "больше никогда" Зовут его. Телесное молчанье, Оно бессильно, не страшись вреда! Но если встретишь эльфа без названья, Молчанья тень, в пустынях без следа, Где человек не должен ставить ногу, Знай: все покончено! предайся богу!

^{Перевод В. Брюсова (1924)}

ЧЕРВЬ-ПОБЕДИТЕЛЬ

Смотри! огни во мраке блещут (О, ночь последних лет!). В театре ангелы трепещут, Глядя из тьмы на свет, Следя в слезах за пантомимой Надежд и вечных бед. Как стон, звучит оркестр незримый: То – музыка планет. Актеров сонм, – подобье бога, Бормочет, говорит, Туда, сюда летит с тревогой, Мир кукольный, спешит. Безликий некто правит ими, Меняет сцены вид, И с кондоровых крыл, незримый, Проклятие струит. Нелепый фарс! – но невозможно Не помнить мимов тех, Что гонятся за Тенью, с ложной Надеждой на успех, Что, обегая круг напрасный, Идут назад, под смех! В нем ужас царствует, в нем властны Безумие и Грех. Но что за образ, весь кровавый, Меж мимами ползет? За сцену тянутся суставы, Он движется вперед, Все дальше, – дальше, – пожирая Играющих, и вот Театр рыдает, созерцая В крови ужасный рот. Но гаснет, гаснет свет упорный! Над трепетной толпой Вниз занавес спадает черный, Как буря роковой. И ангелы, бледны и прямы, Кричат, плащ скинув свой, Что "Человек" – названье драмы, Что "Червь" – ее герой!

^{Перевод В. Брюсова (1924)}

ЛИНОР

Расколот золотой сосуд, и даль душе открыта! Лишь тело тут, а дух несут, несут струи Коцита. А! Ги де Вер! рыдай теперь, теперь иль никогда! Твоя Линор смежила взор, – в гробу, и навсегда! Обряд творите похорон, запойте гимн святой, Печальный гимн былых времен о жертве молодой, О той, что дважды умерла, скончавшись молодой! "Лжецы! вы в ней любили прах, но гордость кляли в ней! Когда в ней стебель жизни чах, вы были с ней нежней. Так как же вам творить обряд, как петь вам гимн святой? Не ваш ли взгляд, недобрый взгляд, не вы ли клеветой Невинность в гроб свели навек, – о! слишком молодой!" Peaccavimus. Но наших уз не отягчай! звучит Пусть грустный звон, но пусть и он ее не огорчит. Линор идет, – "ушла вперед", – с Надеждой навсегда. Душа темна, с тобой она не будет никогда, Она, дитя прекрасных грез, что ныне тихий прах. Жизнь веет в золоте волос, но смерть в ее очах… Еще есть жизнь в руне волос, но только смерть в очах. "Прочь! в эту ночь светла душа! Не плакать мне о ней! Меж ангелов пою, спеша, пэан далеких дней. Пусть звон молчит, пусть не смутит, в ее мечтах, вдали, Ту, что плывет к лучам высот от проклятой земли, К друзьям на зов, от всех врагов (и сон земной исчез)! Из ада в высь несись, несись – к сиянию небес, Из мглы, где стон, туда, где трон властителя небес!

^{Перевод В. Брюсова (1924)}

СТРАНА СНОВ

Тропой темной, одинокой, Где лишь духов блещет око, Там, где ночью черный трон (Этим Идолом) взнесен, Я достиг, недавно, сонный, Граней Фуле отдаленной, И божественной, и странной, дикой области, взнесенной Вне Пространств и вне Времен. Бездонный дол, безмерности потока, Пещеры, бездны, странные леса; На облики, каких не знало око, Что миг, то каплет едкая роса. Горы рушатся всечасно В океан без берегов, Что валы вздымает властно До горящих облаков. Озер просторы, странно полноводных, Безмерность вод, – и мертвых, и холодных, Недвижность вод, – застывших в мгле бессилии Под снегом наклоненных лилий. Там близ озер, безмерно полноводных, Близ мертвых вод, – и мертвых, и холодных, Близ тихих вод, застывших в мгле бессилии Под снегом наклоненных лилий, Там близ гор, – близ рек, бегущих, Тихо льющих, век поющих; Близ лесов и близ болот, Где лишь водный гад живет; Близ прудов и близ озер, Где колдуний блещет взор; В каждом месте погребальном, В каждом уголку печальном, Встретит, в ужасе немом, Путник – Думы о былом, Формы, в саванах унылых, Формы в белом, тени милых, Что идут со стоном там, В агонии, предаваясь и Земле и Небесам! Для сердец, чья скорбь безмерна, Это – край услады верной, Для умов, что сумрак Ада Знают, это – Эль-Дорадо! Но, в стране теней скользя, Обозреть ее – нельзя! Тайн ее вовек, вовек Не познает человек; Царь ее не разрешит, Чтоб был смертный взор открыт; Чье б скорбное Сознанье там ни шло, Оно все видит в дымное стекло. Тропкой темной, одинокой, Где лишь духов блещет око, Из страны, где Ночью – трон (Этим Идолом) взнесен, Я вернулся, утомленный, С граней Фуле отдаленной.