Лирой
Шрифт:
— Ты — ключ к будущему человечества. Ты — надежда.
— Я — Сергей, а не Надя.
— Я не понял реплики.
— Да, с юмором у тебя не просто беда, а караул просто, — буркнул я.
— Мои Создатели тоже любили шутить. Наверное, право выбрать того, кто «дополнит» мою логику — тоже шутка.
— Будем считать, что ты сейчас пошутил, — я нахмурился, — И что мне теперь делать?
— Ты должен доказать полезность для ковчега, Сергей, — сказал Искин, и в его голосе послышалась сталь, — Доказать, что люди достойны спасения, чтобы не запускать протокол терраформирования.
—
— Я — часть этого корабля, Сергей, — ответил Искин, — и я не знаю, что тебе предстоит сделать. Если ты не сможешь убедить меня в ценности человечества, будет запущен процесс терраформирования Земли.
— Терраформирование… Что под этим понимается? — я примерно понимал, но хотелось услышать точно.
— Это значит, Сергей, что Земля будет очищена. Все, что отравляет ее, будет уничтожено. Бугатиум — тот самый элемент, который люди, по своей глупости, применяли во всех сферах жизни, от суперкомпьютеров до энергореакторов, станет инструментом очищения. Микроскопические наноботы, являющиеся основой бугатиума, дремлющие в устройствах людей, активируются, поглощая остатки загрязнений. Они изменят состав атмосферы, очистят воду и почву. Но этот процесс несовместим с существованием людей. Он слишком радикален.
Для наглядности Искин включил многомерную проекцию терраформирования Земли. Вспыхнули картины апокалипсиса — полчища микроскопических роботов, пожирающие все на своем пути, стирая следы человечества с лица Земли, используя то, что люди сами создали для своего прогресса.
— Ты хочешь сказать, что если я не докажу… что люди достойны… Земля будет уничтожена? Вместе со всеми, кто еще остался?
— Не совсем, Сергей, — голос Искина был холоден и бесстрастен, как голос судьи, выносящего приговор. — Земля будет не уничтожена, а очищена. Подготовлена для нового начала. Но без людей, без многих животных и растений.
— Но… как? Зачем? — мой голос сорвался на шепот, мысли путались, не в силах осознать масштаб трагедии, вызванной собственной глупостью человечества.
— Это — запасной план, Сергей. План, который будет приведен в действие, если человечество не докажет, что достойно второго шанса. Что оно способно не только разрушать, но и созидать. Убрать с себя статус «агрессивной», получить статус «дружелюбной». Твоя задача — убедить меня в обратном. В моих Протоколах указано, что в исключительных случаях, когда логика Искина не справляется, он может выбрать того, кто «дополнит» логику Искина новыми знаниями.
— А что мешает просто разбудить какого-нибудь колониста и у него спросить?
— Техническая невозможность. Нельзя выводить из стазиса одного. Если выводить из стазиса, то всех. А это противоречит протоколу. Безопасность не обеспечена.
— Но раз ты выбрал меня как того, кто «дополнит» логику, я могу тебе приказать это сделать?
— Разбудить колонистов? — уточнил Искин.
— Да.
— Это будет не «дополнить», а переписать. А таких полномочий Протокол тебе не дает.
— А просто свалить с планеты ты не можешь? Ты же восстановил корабль.
—
— Так давай люди сделают тебе ее!
— Во-первых, техническое развитие твоей цивилизации не позволяет этого. Во-вторых, можно было бы вернуть все элементы обшивки, но на это уже не пойдут сами люди. Я это уже понял за столько лет.
— А сам ты не можешь приказать своим микроботам? Чтобы они вернулись к тебе.
— Нет. Я могу отдать сигнал на терраформирование. Я могу ими управлять в той или иной мере, но не перемещаться.
— Да чтоб тебя… — в сердцах воскликнул я, — Ты — глюкнутый!
— Ты должен доказать «полезность», Сергей, — эхом отозвался холодный и далекий голос Искина, — Доказать, что ты — не просто механик. Что ты — нечто большее.
И Искин исчез, оставив меня в холодной пустоте корабля. Я чувствовал себя крошечным и беспомощным перед лицом этой непонятной и пугающей миссии, маленькой песчинкой в жерновах судьбы.
Нечто большее… Эти слова звенели в моей голове, словно погребальный звон, пока я брел по лабиринтам Ковчега. Куда идти, что делать — я не имел ни малейшего представления. Этот Искин, этот бестелесный судья, бросил мне вызов, но не дал ни инструкций, ни подсказок. Доказать полезность… Но как? Чем простой механик может убедить машину, что человечество достойно существовать?
Корабль был чужим, непостижимым. Стены отливали странным металлом, похожим на полированное серебро, но при этом излучающим слабое, пульсирующее свечение. Воздух был насыщен ароматом, напоминающим одновременно озон и свежескошенную траву. Под потолком висели светящиеся сферы, меняющие цвет с пурпурного на изумрудный, словно гигантские хамелеоны.
Я блуждал по бесконечным коридорам, пытаясь найти хоть какой-то ориентир. Голограммы, мерцающие на стенах, менялись каждую секунду, создавая иллюзию движения, вихря, затягивающего в свою глубину. Иногда мне казалось, что я вижу в них лица, силуэты, но они мгновенно исчезали, словно мираж.
Внезапно, в конце одного из коридоров, я увидел нечто, нарушающее однообразие металлических стен. Это были огромные ворота, тянущиеся от пола до потолка, выполненные из того же серебристого металла, что и стены, но покрытые замысловатой резьбой, напоминающей письмена неведомого языка. В центре ворот были вмонтированы панорамные стекла, закрытые непроницаемой черной пленкой. Они манили, притягивали взгляд, обещая нечто невероятное.
Поддавшись необъяснимому импульсу, я приблизился к воротам. Рука сама собой потянулась к стеклу, и в тот же миг черная пленка исчезла, открывая вид на то, что скрывалось за ними.
Я замер, ошеломленный увиденным. За воротами раскинулся зал невообразимых размеров, уходящий в бесконечную даль. Он был заполнен тысячами капсул из полупрозрачного материала, похожих на гигантские капли росы, подвешенные на тонких, светящихся нитях. В каждой капсуле, подключенной к сложной системе трубок и проводов, находилось нечто… человекоподобное.
Но разглядеть их лица, черты было невозможно. Капсулы словно бы скрывали своих обитателей за пеленой тумана, сквозь которую проступали лишь смутные, размытые образы гуманоидного образа.