Лис и империя
Шрифт:
Он всегда относился к Дарену с неким благоговением, как младшие братья обычно относятся к старшим.
— Не думаю, — ответил Джерин, — но в точности не уверен. И не хочу неприятно разочароваться. Короче, отныне я буду держать ее под присмотром.
Он сомневался, что Элис это понравится, но вовсе не собирался всю свою дальнейшую жизнь мучиться в бессонных догадках, выкинет она что-нибудь против него или нет.
Вроде бы все было сказано, но Дагреф не уходил. Юнец помялся какое-то
— Отец, я знаю, на что хотел бы потратить обещание, данное мне тобой в результате проигранного пари.
— Вот как? — сказал Джерин, надеясь, что ему удастся скрыть шевельнувшееся в нем мрачное предчувствие под безразлично-вежливой маской.
— Да.
Дагреф говорил очень решительно, что должно было бы вселить в Лиса гордость. И вселило бы, не насторожись он сверх всякой меры.
— Полагаю, ты намерен мне это сообщить, — сказал Джерин, когда его сын не выказал никаких признаков такого намерения.
— О да. Конечно.
Дагреф, выйдя из краткого ступора, щелкнул пальцами. Он был явно недоволен собой.
— Верно. Ты должен это знать.
Он вновь глубоко вздохнул. Возможно, он тоже не был так уж спокоен, как ему хотелось казаться. Не сумев скрыть волнения, сын сказал:
— Когда придет время, я хочу, чтобы ты поговорил с Вэном и попросил у него для меня руки Маевы.
— И все? — спросил Джерин, пытаясь скрыть удивление.
Дагреф кивнул. Лис положил руку ему на плечо.
— Я это сделаю.
Он тоже вздохнул.
— Я бы и так это сделал. Если хочешь, можешь забрать мое обещание обратно и использовать его на что-то еще.
Дагреф взвесил отцовское предложение.
— Ты беспокоился по поводу того, о чем я попрошу, верно? — спросил он.
Лис кивнул. Ну не врать же!
Дагреф потер подбородок, который уже начинал понемногу темнеть, правда, лишь снизу.
— И несмотря на это, ты готов позволить мне сохранить за собой право потребовать у тебя что-нибудь, утверждая, что все равно поговоришь с Вэном?
— По-моему, я только что сказал именно это.
Джерину даже сделалось интересно, насколько его разведут и насколько он о том пожалеет.
Но Дагреф покачал головой:
— Это будет нечестно. Я использовал свое право по собственной воле и ради того, что для меня очень важно… ну, ты ведь знаешь, как для меня это важно.
— Да, знаю.
Останется ли это столь же важным для Дагрефа через полгода или через пять лет… кто может ответить? Разумеется, прозорливый Байтон, но кто еще?
Дагреф сделал движение, будто отталкивая от себя что-то.
— Нет, это нечестно, — повторил он. — Сделай то, о чем я тебя попросил, и между нами все будет кончено.
—
— Вполне справедливо, отец. Я тоже этого не хочу. — Дагреф взглянул на родителя краешком глаза. — Если бы я желал этого, то с легкостью мог бы попросить о чем-то еще.
Он не сказал «о чем-то большем» (что в мире могло значить больше Маевы?), но все и так было ясно.
— Йо, мог бы. — Джерин в свой черед с легкостью признал то, что едва ли мог отрицать. — Но раз ты решил этого не делать, не можем ли мы наконец приступить к изгнанию южан на ту сторону гор?
— О, полагаю, можем, — ответил Дагреф со столь снисходительным великодушием, что в других обстоятельствах мог нарваться и на затрещину.
Затем отец и сын рассмеялись. Почему нет? Оба в конце концов получали то, что хотели.
Арпуло, сын Верекаса, все еще стягивал воедино свои разбредшиеся по землям Араджиса отряды, мечтая вновь сколотить из них грозную армию, когда Джерин насел на него и с ходу стал крушить мелкие группы южан, занятые в основном осадой крепостей, не желавших сдаваться. Бравый, но слишком замотанный суетой имперский военачальник и думать не думал, что его блестящий соратник Сверилас может со всем своим войском бесследно пропасть. Думать-то он не думал, но так случилось. В результате вывод имперских сил в империю превратился в недостойное и поспешное бегство.
По мере того как Арпуло оставлял одно осаждаемое им укрепление за другим, люди Араджиса, укрывавшиеся в них, выходили и присоединялись к армии Джерина, отгоняя южан все дальше на юг. Они совершенно безропотно выполняли приказы Лиса, ни на что не жаловались и повиновались ему с гораздо большей готовностью, чем подчас его собственные воины и вассалы.
— Я знаю, в чем причина, — с лукавой усмешкой заявил Вэн. — Они вышколены суровостью Лучника, который скормил бы их кишки воронам, если бы им вздумалось вдруг перечить ему. Бедняги просто не знают, насколько ты мягок.
— Хм, — сказал Джерин. — И как мне это воспринимать? — Он поднял руку. — Неважно. На самом деле я даже не хочу в этом разбираться. Спрошу тебя только вот о чем: если я так мягок, как ты говоришь, почему же никто из моих людей ни разу не взбунтовался и не попробовал сесть на мое место? Ни разу за двадцать с лишним лет, многие из которых и впрямь были лишними?
— Все очень просто, капитан, — ответствовал чужеземец. — Кому это надо? Если бы и сыскался такой сукин сын, то ему для начала следовало бы превзойти тебя в плане занудства. Поэтому-то все и держатся за тебя.