Лис Улисс и край света
Шрифт:
— Как вы смеете наносить урон имуществу господина Карапозы?! А ну, прекратите!
Однако лошади так увлеклись неравной, но справедливой борьбой с ненавистным прогрессом, что не обратили на сообщника ни малейшего внимания и с диким ржанием продолжили разносить рельсы — этот символ зла, уничтожающего их многовековой способ заработка.
— Эй! — пытался образумить их Самуэль, кидаясь в самую гущу грив и копыт. Тут-то и прибыла полиция. Опытные копытные хулиганы мгновенно разбежались, а обалдевший Самуэль свалился на пришедший в негодность трамвайный путь, где и был схвачен стражами
Через три месяца он вышел из тюрьмы и вернулся к работе на пляже (все это время Чарли подкармливали сердобольные коллеги Самуэля), твердо решив с криминалом больше не связываться.
Но через пару дней приехала Клара — сфотографироваться на фоне песка.
— Давно вас не видела, — улыбнулась она.
— Я… уезжал, — пролепетал в ответ Самуэль. Он уже почти признался ей в любви, как перед его внутренним взором возник господин Карапоза. «Еще не время», — строго заметил трамвайный папаша.
Поскольку забыть Клару не было никакой возможности, Самуэлю пришлось забыть свое решение не связываться с криминалом. Необходимо было срочно разбогатеть. Поэтому Самуэль вышел на двух мафиози с Ботфортского полуострова и ввязался в аферу с гипсовыми бюстами. Из тюрьмы он вышел через полгода. Приятели-мафиози тут же предложили ему элегантное мошенничество, результатом которого должны были стать драгоценности из ювелирного магазина, а стали — еще восемь месяцев тюремного заключения. Полицейские и тюремщики уже встречали Самуэля как родного.
Мафиози тоже испытывали к волку теплые чувства, поэтому доверили ему крупную махинацию с ценными деньгами. Но в последний момент у Самуэля случилось озарение, он просек тенденцию и, так и не приступив к нарушению закона, явился в полицию сам, чтобы сэкономить время и нервы. Но его прогнали, заявив, что он ничего не совершил. Вот совершит, тогда его посадят. Самуэль покинул участок, совершил махинацию с ценными деньгами, и его посадили.
Пришлось признать, что криминал — не его конек. Но отступать было поздно. Идея заслужить авторитет в глазах почти тестя стала навязчивой. К тому же чувство к Кларе выросло настолько, что нести его в себе стало тяжело чуть ли не физически. И Самуэль примкнул к группе авантюристов, собиравшихся в Африку за алмазами. Волк понимал, что экспедиция может занять довольно много времени (о, если бы он тогда знал, насколько много!), поэтому не рискнул снова оставить богомола на попечение коллег. Да и коллегам порядком надоело кормить Чарли, пока его хозяин в очередной раз отдыхает на нарах.
В вечер перед отъездом Самуэль сидел на берегу, там, где обычно работал. Только сегодня он пришел сюда без камеры. Он хотел попрощаться с местом, которое значило в его жизни очень много.
Волк любовался закатом, как неожиданно сзади раздался до боли знакомый и любимый голос:
— Вы сегодня не работали?
Самуэль обернулся.
— Нет… Я уезжаю. Но здесь есть другие фотографы, очень хорошие.
Клара улыбнулась.
— Не сомневаюсь. Но я так привыкла к вашему богомолу.
Они перевели взгляд на притихшего Чарли. Внезапно Самуэль со всей ясностью понял, как ему следует поступить.
— Если он вам нравится, заберите его себе.
— Как? А вы?
— Я уезжаю…
— О… Спасибо. Он замечательный.
— Вы ему тоже нравитесь. Уверен, вы поладите. Кстати, его зовут Чарльз.
В этот момент Самуэлю до судорог в горле захотелось признаться Кларе в любви. Но он не смог. Еще не время…
Рано утром группа авантюристов отправилась в путь. И это единственное из плана, что им удалось выполнить. До Африки они не доплыли. На пароход напали пираты-выдры, захватили всех в плен и взяли курс на острова Атлантического океана, чтобы повыгодней продать в рабство, а на вырученные деньги купить рабов.
Далее было кораблекрушение, все спаслись на необитаемом острове, где провели много лет, ожидая пока их найдут. На острове пираты и авантюристы передружились, забыли взаимные обиды, и лишь иногда дрались, чтобы не потерять форму. Все это время Самуэль ужасно тосковал по возлюбленной и родному городу.
В конце концов их спасли. Ни за какими алмазами, конечно, уже никто не поплыл, все хотели только одного — домой. И Самуэль вернулся в родной город, так и не разбогатев. Он узнал, что трамвайный магнат Карапоза умер, оставив все состояние дочери, что Клара уже давно замужем (как сообщили добрые звери, замуж она вышла по расчету), а верный Чарли скончался очень быстро после отъезда бывшего хозяина, и теперь похоронен в лесочке, на кладбище домашних насекомых. Под покровом ночи Самуэль навестил могилу богомола и просидел около нее до утра, пролив немало горьких слез.
Когда взошло солнце, он, ошалев от бессонницы и горя, чуть было не помчался к Кларе, чтобы все ей рассказать и признаться в любви, но вовремя одумался. «Еще не время», — сказал он себе. Как-то глупо будет сейчас, когда прошло столько лет, — ведь он так и остался нищим, да еще у нее и муж завелся… Вот если бы Самуэлю все-таки удалось разбогатеть… И если бы муж, скажем, умер… Последняя мысль родила слабый намек на идею — где-то в таких глубинах мозга, что Самуэль пока не мог осознать всей ее привлекательности. Ему предстояло это сделать гораздо позже.
А пока надо было как-то жить. К этому времени техника настолько шагнула вперед, что у каждого отдыхающего имелся собственный фотоаппарат, и в услугах пляжных фотографов почти никто не нуждался. Да и Градбург развивался такими бурными темпами, что из курортного городка стремительно превращался в большой настоящий город. Самуэль вернулся в свою маленькую квартирку и начал зарабатывать на жизнь уроками фотографии. Через несколько месяцев судьба послала ему новую ученицу — немолодую, но красивую и богатую пантеру.
— Помните меня? — с улыбкой спросила Клара.
«Прямо сейчас признаюсь ей в любви! — мысленно завопил Самуэль, и тут же себя одернул: — Нет, не время еще».
Шли годы. Однажды у постаревшего Самуэля разболелось сердце и он пошел к врачу-лису. Доктор осмотрел его и принял озабоченный вид.
— Скажите, вы когда-нибудь бывали на необитаемых островах Атлантического океана?
— Да. Несколько лет прожил на одном, — с удивлением признался Самуэль.
— Надо же… — пробормотал врач, углубляясь в рентгеновские снимки и кардиограмму. Самуэль нервно заерзал на стуле.