Лис Улисс
Шрифт:
— Ладно, — согласилась Марианна и понимающе усмехнулась. И все остальные тоже понимающе усмехнулись.
Провожаемая взглядами, Берта направилась к выходу из школы. Она и сама удивилась своему поступку. Вообще-то, сбегать с уроков в ее изначальные планы не входило. Но вдруг так захотелось, что никаких сил.
Ну и куда теперь? Самое правильное, конечно, к Улиссу… Но ведь он будет недоволен тем, что она ушла из школы. У него какие-то совсем неправильные понятия о жизни. Неужели он не понимает, что школа нужна лишь для того, чтобы было откуда сбегать? Когда есть куда и зачем, разумеется. Правда, почему-то
И тут Берту осенило. Городская библиотека ведь совсем рядом со школой! А там работает Евгений, ее соратник по приключениям. О, у него она и узнает о тех событиях, что произошли после того, как Улисс ее так некрасиво прогнал.
Берта решительно зашагала в сторону библиотеки.
Тем временем Евгений терзался мучительным выбором. Пользуясь тем, что в библиотеке в такой час почти не бывает народу, пингвин занимался собственной судьбой. Перед ним на столе лежали толстая книга и дневник — он же сборник поэтических сочинений Евгения. Книга представляла собой альманах средневековой поэзии, и была раскрыта на разделе великого поэта, леопарда Юка ван Грина. Правда, некоторые современные ученые утверждали, что на самом деле Юк ван Грин никогда не существовал, а под этим именем скрывалась неизвестная поэтесса, выдававшая себя за самца. Особо смелые исследователи даже утверждали, что этих поэтесс было две, мотивируя тем, что ни одна самка в одиночку писать такие стихи не сможет. Интересно, что вследствие подобных заявлений все эти ученые остались холостыми… А может, наоборот — делали подобные заявления, потому что оставались холостыми. Как бы то ни было, Евгений не верил, что Юк ван Грин был самками, потому что стихи великого леопарда Средневековья были созвучны его собственным чувствам. А он, извольте заметить, вовсе не самка. И не две.
Евгений перечитал свои любимые строчки из поэтического наследия ван Грина:
«Прильнуть к окну в темноте и лобзаяСтекло равнодушное с запахом перца,Слышать смертельный „дин-дон“, понимая,Что это в осколках звенит твое сердце».Потом перевел взгляд на страничку в тетради рядом и перечитал собственное новое творение:
«Я — птица, не познавшая небес,Зато душа моя не раз летала.Но вот, пронзенная стрелой твоей,Она как звездочка с небес упала».Так какое же стихотворение отправить Барбаре, свое или вангриновское, выдав его за свое? Вероятность того, что Барбара знакома с творчеством Леобарда (так называли ван Грина остряки-студенты с факультета прикладной поэзии), Евгений решительно отметал. Нет, она, конечно, волчица умная и образованная… В театр вот ходит… Но великих поэтов прошлого сегодня не знают и не чтут, как прежде. Вот Барбара наверняка из тех, кто не знает и не чтит. Это логично — ведь она не чтит Евгения, который тоже поэт. Хотя она его и знает…
Бедный пингвин понял, что запутался в оценках образованности возлюбленной, и решил больше об этом не думать, а сосредоточиться на задаче. Итак, которое же стихотворение?! Разумеется, то, что лучше! Только
Он еще раз перечитал оба четверостишия. Все-таки птица, не познавшая небес — образ, значительно более сильный, чем стекло с запахом перца. Если вдуматься, то стекло с перцем — довольно противная аллегория. А падение (как звездочка!) души, пронзенной стрелой, это вообще класс! Это вам не сердце, звенящее в осколках. Да и вообще, стих Евгения написан пингвином, а уже это одно показатель качества. Ведь пингвины лучше леопардов…
Значит, решено! Он не станет посылать Барбаре стихи ван Грина, выдавая их за свои. Он отправит ей собственные стихи, выдавая их за ван Грина. Последняя мысль была внезапной, Евгений ей удивился. Зачем выдавать свое творение за стихи ван Грина? Бред какой-то… Не станет он этого делать. А поступит вот так: пошлет возлюбленной собственные стихи, выдавая их за свои.
В этот момент раздался звук отворяемой входной двери. Евгений поднял глаза и увидел входящую в библиотеку Берту.
— Берта! — обрадовался Евгений. — Как я рад тебя видеть!
Лисичка с улыбкой подошла к пингвину.
— Привет! Я тоже рада.
— А почему ты не в школе?
Берта досадливо поморщилась.
— Слушай, хоть ты не начинай, а?
— Ладно, не буду, — легко согласился Евгений. — О, послушай два четверостишия, и скажи, какое тебе больше нравится! Ладно?
— Давай, — кивнула лисичка.
Евгений закатил глаза и, как ему казалось, с выражением прочел свой стих и стих ван Грина. Берта внимательно выслушала, а затем спросила:
— А зачем тебе мое мнение?
— Ну… — засмущался Евгений. — Просто хочу выбрать, какое лучше…
— Для Барбары? — понимающе улыбнулась Берта.
Пингвин вздохнул.
— Понятно, — сказала Берта. — Советую поискать еще.
— Да? — пришел в замешательство Евгений. — А разве про птицу, не познавшую небес — не сильно?
— Сильно, сильно. Еще поищи.
Евгений насупился.
— Между прочим, про перченое стекло — это Юк ван Грин!
— Потрясающе, — сказала Берта. — Твой друг?
Евгений некоторое время укоризненно глядел на собеседницу, а потом произнес:
— Забудь. Считай, что я тебе стихов не читал.
— Хорошо, — согласилась лисичка. — Но перед тем, как забыть, скажу одно. Не посылай ей стихов про то, какой ты несчастный. В этом никакого смысла. Стихи должны быть не о том, как ты несчастен, а о том, как она прекрасна. Только так.
— Хм… — задумался Евгений. В словах подруги явно был смысл.
Берта уселась на стул напротив библиотекаря. Глаза ее блестели.
— Ну, рассказывай! — потребовала она.
— О чем? — удивился Евгений.
— Как о чем! Старое Кладбище!
— А… Ну, это такое место… Там могилы разные, склепы. Гробницы, мавзолеи.
— Евгений, ты что, издеваешься? — начала вскипать Берта.
— Почему? Я правду говорю.
— Расскажи, что вы там обнаружили!
— Мы обнаружили, что Старое Кладбище — очень шумное и нудное место. Там мертвые завидуют живым.
— Да? И совсем не страшное?
— Ну… оно старается, конечно. Но получается не очень. Харизмы не хватает.
— Хм… Ну а склеп Уйсуров?