Шрифт:
"…Эль ещё раз глянула на Кольку, а затем её зелёные, горящие восхищением глаза вновь обратились к трёхколёсному чуду, стоящему возле песочницы. Ну да, детским велосипедом — творением отца Кольки — любоваться можно было до бесконечности. Манящий изгиб рамы, агрессивно выпяченный руль; колёсные спицы, звонок и фара с митриловым напылением — всё это доводило малышку до почти экстатического восторга. Да к тому же и седло, крытое мохнатой шкурой варга!
Колька — крепыш лет шести, который, сопя и раздуваясь от гордости, строил песочный замок — буркнул:
— Не дам! Я ещё
И продолжил нагребать материал для постройки, зачёрпывая синеньким совочком.
Девочка трепетно провела тонкими пальчиками по ярко-алому крылу велосипеда, а затем умоляюще глянула на мальчишку. — Ну Коль, ты же обещал, при всех! Ну, пожалуйста!
На её глазёнках предательски заблестели слёзы.
Колька терпеть не мог хнычущих девчонок. Вот и теперь — припёртый к стене, он собрался с духом, закрыл глаза и заорал куда-то вверх:
— Пап! Меня Элька обижает!
В окне третьего этажа дрогнула занавеска, затем открылась дверь, и на балкон вышел здоровенный гном в линялых синих треньках пузырями на коленях, и шлёпанцах без задников на босу ногу. Обозревая залитый июньским солнцем двор, папаня почесал свою заросшую кучерявую грудь, пока взгляд его не сфокусировался на песочнице. Затем слегка перегнулся через перила. С шумом прочистив нос, он вытер руку о штанину и гаркнул на весь микрорайон неожиданно гулким басом.
— Мыкола! Сколько раз тебе говорить, шоб ты не был таким жадным? Та дай ей тот лисапет, нехай эльфочка себе покатается!.."
Бэзил утром закончил рассказ, а теперь сидел на балконе-лоджии и дул пиво. Был он обыкновенным гоблином, тощим и взъерошенным очкариком, каких полным-полно в нашем городе. С годами его кожа приобрела тот зеленоватый оттенок, который он с грустью пытался оттереть мочалкой, и которым так гордятся старые бронзовые горгульи. Как бы то ни было, рассказ мылом отправлен в редакцию (чтоб им провалиться, кровопийцам!), а сам Бэзил сноровисто разделывал вяленого леща и в пол-уха слушал своего приятеля.
— Давеча с мужиками читали твои "Откровения беса" — чуть животы не надорвали со смеху! Надо ж было такое написать!
Приятель — а звали его Найти — был хумансом, и к тому же колдуном. Колдуном средней руки, если уж говорить правду, но Бэзил со сливками общаться и не любил. Найти был чем-то неуловимо схож с гоблином. Та же лёгкость и порывистость в движениях, скептически-философский склад ума. И любовь к хорошему пиву, разумеется. Вот и сейчас, набулькав себе пенистой янтарной жидкости из пластиковой бутыли с изображением блаженно улыбающегося гнома, он добавил.
— Вся беседка слушала, раскрыв рты.
— Ну да, вам бы только развлечься! — деланно сердито буркнул Бэзил. Подумал, плеснул пива и себе. Со смаком приложился к стакану, и откинулся на спинку стула. — Нет бы принести идею, или сюжет подарить…
Найти хмыкнул, а затем эдак загадочно прищурился.
— Идею, говоришь? Про твоих аферистов? Запросто!
Он призадумался, обсасывая рыбий хвост, а затем пожал губами, хмыкнул и начал:
— В-общем, одним не
Видя, что у Бэзила заинтересованно блеснули глаза под стёклами очков, Найти налил себе ещё пивка и продолжил, блаженно щурясь на солнышко.
— Ну, тут тебе полный простор — как огнём и мечом пройтись по этим писакам да бумагомарателям. А можно набраться нахальства, да основательно так, асфальтовым каточком, наехать на "авторитетов". Лукьяненко там, или Перумов. Или на Маринину.
— Это которая детективы про Каменскую клепает?
— Она, — кивнул Найти, и из бездонных карманов своей мантии достал мятую пачку Мальборо. Закинул в губы сигарету, прикурил от огонька, возникшего на кончике пальца и, затянувшись со смаком, пустил дымок.
— Только не худо бы тогда уж и знать побольше про "авторитетов". Привычки, любимые выражения или вещи, распорядок дня. Чтобы вставить для достоверности или пикантности.
Во двор заехал белый жигулёнок, расплескав лужу у колонки и всполошив голубей, которые по случаю жары слетелись к воде. Проводив машину взглядом, Бэзил меланхолично подумал — "А-а, Элендил из третьего подъезда. Не иначе, как к тёще в Ривенделл мотался. Леса там вокруг заповедные, эльфийские — вот тёща любимого зятя и привечает".
Перед его мысленным взором проплыли маринованные маслята из тех, что размером пролезают в горлышко бутылки. А во рту он почти почувствовал клюкву, мочёную с яблоками, которой так хорошо закусывать после запотевшей хрустальной стопочки… Ну нет, так дальше невозможно! Замотав головой, гоблин невероятным усилием воли отогнал навязчивое видение и вернулся на балкон. — …Так вот, а в качестве modus operandi можно взять следующее. Дескать, деньги убивают искусство. Превращают его в ремесло, в низкопробный ширпотреб на конвейере. Вот Ворон и обеспечила этим борзописцам коммерческий успех, этим самым снизив творческий накал. Так сказать, загасив "божью искру". Ну, заодно перестрелку-погони, полсотни трупов там, любовь с начинающим гением пера, опять же…
— Опасная идея, — хмуро буркнул Бэзил. — Даже и не знаю, потяну ли такое.
— Ничё, сдюжишь, — Найти невозмутимо облокотился на перила и выдохнул дым в сторону тщедушного тополя, почти дотянувшегося верхушкой до уровня их лоджии. Докурив до фильтра, снайперским щелчком отправил окурок в лужу, вновь распугав голубей.
— Хм-м, с меня бутылка, — протянул задумчиво Бэзил.
— Только не "Абсолюта"! — Найти шутливо погрозил кулаком. — Ту заразу пусть духи огня пьют!
— Да им всё равно, что пить. Лишь бы горело, хоть керосин, — гоблин отвлёкся от раздумий и улыбнулся.