Лишенная детства
Шрифт:
Я решаю купить этого мягкого мишку, такого громоздкого и такого красивого, который очень мне понравился, и даже не сомневаюсь, что магазин мы покинем вместе.
И я оказываюсь права. Столкнувшись с такой самоуверенностью, мама уступает и покупает мне это пушистое чудище.
Случай с медведем для меня — не исключение. Мои родители совсем не богаты, но ради «своей крошки» готовы на все. Каждый вечер мама укладывает меня в кроватку с деревянными перильцами, целует и шепчет на ушко самые сладкие и замечательные слова, обещая, что завтра будет еще лучше и радостнее, чем сегодня, и я ей верю. По воскресеньям папа отвлекается от очередной самоделки и запускает мою электрическую железную дорогу или сажает меня на свои крепкие плечи, и мы отправляемся на прогулку по улочкам Малезерба. Благодаря родителям первые годы своей жизни я проживаю радостно и без страха, от них получаю и море ласки, и губную гармонику, с которой не расстаюсь ни на минуту, и тощую кошку, которая без устали приносит котят. Родители дают мне все, в том числе и маленького братика, который собирается появиться как раз к моему пятому дню рождения.
Когда же он наконец рождается, я переживаю огромное разочарование. Пока мамин живот увеличивался в размере, превращаясь
За год до рождения братишки родители ставят перед собой замечательную цель: найти симпатичный дом и устроиться в нем вместе со своим потомством. Четыре стены и крыша — не важно, где именно, главное, чтобы за городом, чтобы воздух был чистым, а вокруг — полно хлорофилла. Моим родителям несложно угодить, они всего лишь ищут для себя райский уголок, спокойный и зеленый, где они смогут наблюдать за тем, как растут их дети. И вот в 1991 году они совершенно случайно обретают этот рай в городке Эшийёз, в самой глубинке Луаре. Финансовое положение семьи никогда не отличалось стабильностью, а потому приходится довольствоваться полуразрушенным домом без ванной, туалета и второго этажа. Зато в этой халупе имеется просторный пыльный чердак, и мой отец, у которого золотые руки, заверяет нас, что превратит его во дворец. А пока масштабные работы по обустройству не начались, мы живем очень просто. В доме только одна спальня, и мы спим там все вместе. В сарайчике папа устроил себе мастерскую, и когда я прихожу отвлечь его от работы, то бишь каждые три минуты, мне приходится взбираться по такой крутой и ветхой деревянной лестнице, что я каждый раз боюсь с нее свалиться. Остальные помещения в доме тоже не слишком удобные. Когда приходит банный день, мама наливает теплую воду в большую лохань, и мы с Тити в ней моемся — прямо посреди кухни, обрызгивая мыльной пеной газовую плиту и барахтаясь в полное свое удовольствие. Наш туалет — это маленький домик в глубине сада. Там прохладно, и в сумерках страшно идти к нему мимо хозяйственных построек во дворе, но разве комфорт — главное? Для ребенка моих лет жить в этом старинном доме — настоящее счастье. Во-первых, он большой. У нас есть огороженный высоким каменным забором двор, сарай, полный под завязку всякого интересного мусора, старых ржавых инструментов и сломанных тачек, вдоль стен которого стопками сложены каменные плиты, какими мостят пол… «У этого дома хороший потенциал и свой собственный характер!» — любят повторять родители. Мне эти слова непонятны, но, видя, с какой гордостью они озирают свои новые владения, я понимаю, что живу в особенном месте. Наше немного облезлое семейное гнездо притулилось между церковью и городской управой, стена к стене с жилищем священника. Высокие деревянные двери ведут во двор, точно такие же есть в каждой комнате. Красивые двери, и в одной, прямо по центру, имеется отверстие. Мне это кажется забавным. А папа спешит меня поправить: «Это не забавно, это — история!»
— Когда-то через это окошко передавали блюда с едой, Морган!
За кратким ответом следует часовой рассказ-объяснение — в этом деле отец не знает себе равных. Он рассказывает, что в былые времена в нашем скромном жилище, вне всяких сомнений, обитал господин этих мест. Окрестные леса в ту пору буквально кишели лягушками-древесницами, и жителей деревеньки Эшийёз прозвали лягушатниками. Сняв слой штукатурки с наружных стен дома, папа обнаруживает великолепные арочные дверные проемы, довольно широкие, глядя на которые я думала, что люди, жившие здесь до нас, были очень знатными или очень богатыми. Под домом есть два подвала с каменными сводами и красивыми аркадами, до половины засыпанные землей, накопившейся там за много десятков лет. Отец уверен: наш дом связан с церковью и мэрией подземными ходами. Под сараем он находит начало двух темных средневековых туннелей, но родители строжайшим образом запрещают мне даже подходить к ним. А вот к колодцу я и сама подходить боюсь. В нем полно паутины, и мне кажется, что целая армия мохнатоногих бестий только и ждет момента, чтобы на меня наброситься. Мой храбрый папочка отваживается спуститься на самое дно колодца. Оказывается, там — целая каменная комната, о существовании которой наверху ни за что не догадаться, такая просторная, что в ней легко можно спрятаться.
— В войну члены отрядов Сопротивления наверняка скрывались тут сами или прятали оружие! — восторгается своей находкой отец.
Я слушаю его открыв рот. Мой дом не только очень красивый, в нем еще и полно секретов! И этот — не самый удивительный из всех. В саду, рядом с которым раньше наверняка располагалось кладбище, мы натыкаемся на захоронения белых костей. Мама, решив выкопать яму, чтобы посадить тую, находит в земле бедренную кость. А когда дело доходит до посадки герани, — пожалуйста, вот вам и череп! В подвале тоже полным-полно весьма старых и очень мертвых горожан. Я разгребаю землю и нахожу пальцы рук и кости ног, представляя, как устрою этим неизвестным предкам достойное погребение в нашем саду, а потом меня посещает другая идея и я решаю отнести восстановленные скелеты в местный музей и стать новым Индианой Джонсом. Однако у моего отца другие планы на эти кости: им предстоит отправиться в мусорную
И все же однажды премия за самый лучший маскарадный костюм досталась не мне.
В тот год я попросила маму сшить мне наряд к Хеллоуину. Я хотела перевоплотиться в Сатану, самого что ни на есть настоящего. Маме идея понравилась, тем более что этот костюм как нельзя лучше отражал мой нрав, к этому времени проявившийся во всей красе. Она не покладая рук работала, чтобы сделать из меня хорошенького дьяволенка: кроваво-красное трико, маленькие вилы в руке, заостренные ушки, змеиный хвостик… И вот в назначенный день я появляюсь на городской площади, горделивая, как сам Сатана, и приступаю к поискам своей подружки Лоры, перед которой хочу похвастаться своим великолепным костюмом. Но ее нигде не видно. Я расстраиваюсь, я бегаю взад и вперед, я даже иду к ней домой и возвращаюсь ни с чем… Ну куда она могла подеваться? И тут на меня снисходит озарение: она может быть только в церкви. Наверняка играет там с кем-то в прятки или тайком задувает свечки… Долго не раздумывая, я бегу туда, ведь мне не терпится услышать слова восхищения. Я забываю и о своем наряде, и о том, что сейчас одиннадцать, а значит, как раз начинается служба.
Я влетаю в здание, распахнув двустворчатые двери и, споткнувшись о край ковровой дорожки, растягиваюсь во весь рост в центральном проходе нашей красивой церкви. Во время мессы. И лежу на полу, наряженная Сатаной.
Прихожане в смятении.
Этот анекдотический случай быстро облетел городок. О происшествии узнали все жители, даже те, кто нечасто бывал на мессе… В Эшийёзе любят почесать языки! Как и в любом другом городке или деревне, у нас есть кумушки, которые с утра до вечера и с вечера до утра не отходят от своих окон. Правду сказать, на три сотни жителей у нас даже слишком много этих прячущихся за занавесками болтушек, способных превратить голую истину в роман с продолжением. Каждый раз, когда в городке селится новая семья, они заводят одну и ту же песню:
— Ни за что не догадаетесь, что рассказывают про этих новеньких!
И начинаются бесконечные пересуды. Через несколько лет после нашего переезда в эти места родители однажды замечают возле соседнего дома молодую улыбчивую женщину. И местные кумушки приступают к делу:
— Вы знаете про вашу соседку, ну, ту, блондинку? Она на самом деле… Она бывает в таких местах… Ну, скажем так, она — несерьезная женщина!
Если им верить, вновь прибывшая — личность подозрительная. Доказательства? Она одевается так, чтобы выглядеть сексапильно, носит короткие юбки и даже шорты. Ее часто видят на пороге собственного дома с сигаретой в руке. Она живет одна, но несколько раз в месяц к ней приезжает мужчина. А еще она работает по ночам, и это очень подозрительно.
Спустя какое-то время мои родители уже поддерживают дружеские отношения с этой новой симпатичной соседкой, несмотря на ее плохую репутацию. Она курит у двери, поскольку у ее дома нет ни двора, ни сада. И работает по плавающему графику. Она в разводе, и мужчина, навещающий ее по средам, — ее бывший муж, который приезжает повидаться с их двумя детьми. Ее зовут Кароль, и она — воспитательница.
Мои родители убеждаются в том, что у обитателей их очаровательного райского уголка злые языки, причем прекрасно подвешенные, и все новости стремительно облетают городок. Особенно домыслы и сплетни.
Эшийёз… Я обожаю мой городишко и знаю в нем каждый уголок. С моей бандой — пятью ребятами чуть постарше меня — мы носимся по нему во всех направлениях и всеми возможными способами — пешком, на велосипедах, на роликовых коньках, галопом, хохоча… После занятий в школе и в выходные этот спокойный городок величиной с носовой платок и все окрестные поля становятся для нас игровой площадкой. В ближнем лесу мы построили себе хижину, которой восхитился бы любой архитектор, если бы ему пришлось заблудиться в наших забытых Богом чащах. Мы на славу потрудились, возводя этот дворец из ветвей. Он получился совсем как настоящий — с крышей, дверью и даже туалетом, и в нем была мебель, сколоченная тремя гвоздями из двух досточек в родительском сарае. Высунув языки от старания, мы мастерили соломенные кровати, делали стулья, устанавливали стол и развешивали для красоты фотографии по стенам. Во дворе на барбекю — а оно у нас тоже имелось! — мы часто жарили колбаски, а когда в меню бывали маршмеллоу, домашние задания могли и подождать! В этой «пещере с сокровищами» я не замечала, как бежит время, а может, делала вид, что позабыла о своих часиках, чтобы повеселиться подольше. Папа принимался укорять меня, когда я возвращалась домой позже дозволенного с кучей ворованных фруктов, но уже через три минуты гладил по голове. Все забывалось, и я снова убегала играть.