Лишний свиток
Шрифт:
А в компанию — каджитку, остановился я перед белой, с серыми полосами, небольшой кошатиной. Такая, симпатичная. Нууу… А почему «нет»-то? И тут даже некий оттенок домашнего животного, теплого есть. И мохнатой зоофилии, чуть в голос не заржал я, как вдруг кошатина, напротив которой я задумался, с жалобным мявом бухнулась на колени:
— Не разлучайте меня с сестрой, почтенный господин! — жалобно замяукала она, а к ней подскочила серая кошатина, с белыми полосками.
И, за исключением инверсии цветов, одно лицо. Кошатины в обнимку стояли на коленях, жалобно на меня смотря. Продавец рабов начал было на них рявкать,
— А ты понимаешь, что если я не возьму тебя, — обратился я к бело-серой, — Вас могут продать в бордель? Или на плантацию?
— Пусть, только вместе, добрый господин! — замяукала она, а серо-белая закивала.
— Дурные кошки, никакого воспитания! — под нос буркнул продавец. — Прошу простить, почтенный господин, обратите свой взор…
— Уже, — прервал я. — Цена, озвученная вами, в силе, почтенный? — широко оскалился я, смотря в глаза торгашу.
Просто он изначально озвучил «три сотни дрейков за отменную рабыню, способную согреть ложе, приготовить еду, добронравную и покорную». И такими, вроде бы, были все из присутствующих, как я понимаю, судя по разным дверям — свои «ценовые сегменты» и назначение. При этом как бы не задрал ценник, торгаш, за близняшек. А так — мне, в принципе, подойдут. Ссориться не будут, да и будут у меня две меховые киски. Как раз пять лет будет с кем скоротать, до захода с Ранис номер два. И скучно им не будет, и вообще — меня устраивает. Но вот дрейков не то, чтобы жалко. Но выкидывать лишних не хочется, да и с собой всего тысяча, и так на поясе зачарование, а то штанцы волочились бы за мной по улицам Балморы. Демонстрируя «богатство и состоятельность», хех.
— Цена-а-а… — под моим ласковым взглядом заметался торгаш. — Ну, тут явный просчёт… А, почтенный, четыре сотни за двоих. И простите, сам был введён в заблуждение, — развёл он руками.
— Прощаю, — с трудом удержал похерчело я.
Потопали мы вниз, кошатины сзади, в обнимку. А я прикидывал: видимо, «покорность и послушность», озвученная торгашом, предполагают уровень двемерского автоматона. Что сказал, то и делает. Это мне, скорее, повезло. А торгаш это как «недостаток и несоответствие торговых качеств заявленным» воспринял. Ну и к лучшему, занялся я процедурой купли-продажи. Последняя, помимо передачи мной денег, заключалось в фиксации на кошатинах «рабских ошейников». Причём, за дополнительную денежку им присобачили браслеты вместо ошейника, причём, довольно симпатичные. А мне надо было капнуть кровь на камень.
После чего я «почувствовал» кошатин, мог «позвать», причинить боль, да и убить волежеланием, мдя. Ну, что уж поделать, блин. Самое забавное, что без этих браслетов (или ошейников) они оказались бы в рабстве довольно быстро просто на улице. Или нужно переться в Имперский Форт (или в Великий Дом) и делать их «свободными разумными». С соответствующими бумагами и артефактом. Морровиндская практика, насколько я понимаю.
Вот и стал я Педрой, откомментировал мысленно я, смотря на своих Изаур, стоящих в обнимку и лупающих на меня зелёно-жёлтыми глазищами. Или Куклачёвым, закралась невольная мысль. А, тож ничего, решил мудрый я.
Вот только моё свежеприобретённое имущество… ну недоодето. Газовая ткань что-то прикрывает, но этого что-то — мало. Ладно, всё равно брахлиться.
— Я — Рарил Фир, ваш, — задумался я. — господин, — решил я добавить некоторую толику ролевого. —
— Вами, Васами, — замурлыкали кошатины, и в один голос начали: — Сахара вам, добрый господин Фир, мы вам очень…
— Стоп, — прервал я всякое. — Это «очень» — дома, — на что последовали кивки. — За мной, — огласил я и потопал из супермаркета.
Кошатины за мной, а я бодро потопал в расположенную неподалёку одёжную лавку. Ну, мои кошатины, как-никак. Нефиг всяким там услаждать об них взгляд, да.
В лавке, правда, я столкнулся со сложностью. Кошатины были «на всё угу», но вот одежда… В общем, всё, кроме «бабкиного платья», ну и не стесняющего движений газа — вызывала еле заметную, но всё же очевидную неприязнь. Неудобно им было. Ладно, пусть бабкины платья, решил я, выходя с двумя кошатинами в мантиях. Подумал. Прикинул. Зашёл в ювелирный, точнее, бижутерный. Ну… мне так комфортнее, черт возьми!
А вот кошатины прям светили своими глазищами. В радость им цацки, но молчали, отвечали, только когда спрашивал. Ну, на пару десятков дрейков куча немагической бижутерии, а довольны-ы-ы. Ну и пусть довольны будут, решил добрый дон Педра я, да и повёл своих Изаур домой.
— К воде как относитесь?
— Как пожелает добрый господин Фир…
— Тёплая — нравится?
— Да…
— За мной, — решительно повёл я каджиток в терму. — И вы там про благодарность, которая очень. Жду, — плюхнулся рабовладельческий я в бассейн.
И ну ничего так. Не слишком умелые, но указания выполняли. И сами от секса получали явное удовольствие, что тоже неплохо. А ещё выяснилось что им… Жарко. И одежда давит. Так что по дому у меня будут ходить киски без одежды, с украшениями. И в мантии перед дверью одеваться, или если в лавку пошлю. Ну… нормально, в общем, вышло, с удовлетворением, но и некоторым удивлением отметил я.
Завалился в мастерскую и призвал Анаса. Нужно было проверить некоторые моменты.
— Хорошо-то как, — лыбилась довольная мертвечина. — И такие, пушистые. Нравится, — высказался он, буквально мигнув покинув зал и вернувшись.
— Нравится — и хорошо, — покивал я. — А теперь, Анас, у меня к тебе не слишком… да нет, важный разговор.
— Чего хотел? — прищурился некрохрыч.
— И какого хрена ваша дохлость протрахала мне своим «возьми рабынь» весь ум? — ласково поинтересовался я. — Ты меня чуть до целибата не довёл своим нытьём! — на последнем призрака аж передёрнуло.
Анас побултыхался по зале, вернулся и почти с вызовом спросил:
— А ты не понимаешь, Рарил?!
— Что-то — понимаю. Но хочу знать, насколько верно. И вообще — если всё, как я понимаю, ты… Ну балбес дохлый, в общем. Говори давай, дух предков, как на духу, — потребовал я.
И призрачно стесняющийся Анас, иногда матерясь, иногда мало что не краснея (матерился, впрочем, больше), поведал мне, в общем-то, подтверждение моим догадкам. Итак, жизнь духа — серая. Ни удовольствий, ни расстройств, но. В месте, где Анас бултыхался чёрт знает сколько лет (корреляция времени очень относительна), он ещё, до кучи, подвергался «унижениям». Без деталей, но думаю, скампы гадские над бедолагой глумились.
С Рарилом до меня — всё понятно, безудержные удовольствия, и всё хорошо. Правда, стоит учесть, что ощущения от тела двоедушник получал «ослабленные». То ли базово, то ли из-за пребывания в планах мёртвых, непонятно.