Лисьи броды
Шрифт:
Они назначили братание на сегодня, на одиннадцать утра. Перед тем как идти в чумную фанзу, Настя выкопала свой крестик, чтобы надеть его на церемонию.
Прошка явился с получасовым опозданием, заплаканный, взмокший и, судя по вспухшим на руках багровым следам, сильно поротый: его, наверное, Марфа била ремнем, а он заслонялся. Настя не стала его расспрашивать, просто открыла и протянула пузырек с целебным настоем: мать последние три дня отчего-то ужасно за нее волновалась и велела всюду носить лекарство с собой, а если что-нибудь
– Это что? – Прошка недоверчиво понюхал настойку.
– Травяной сбор. Выпьешь – перестанет болеть.
Он послушно опрокинул в себя содержимое и поморщился:
– Горько.
– Потому что там корень женьшеня, на который помочилась лисица.
– Я выпил ссаньё лисы?! – Прошка перекосился и принялся яростно сплевывать слюни на земляной пол.
– Вот дурак. Она помочилась на стебель, а в отвар моя мать положила корень. Боль прошла?
Прошка осторожно потрогал спину, а потом даже слегка потерся задом о стену фанзы. Изумленно взглянул на Настю:
– Почти не больно… Твоя мама, что ли, и вправду ведьма?
– Моя мама – травница. Но знаешь что, Прошечка. Если думаешь, что я дочка ведьмы, давай тогда не будем брататься.
– Что ты сразу, – Прошка неуклюже тронул рукой ее волосы, и Настя решила, так уж и быть, принять это за жест извинения.
– Нож принес?
– А то, – Прошка вытянул из кармана складной охотничий нож.
– Тогда режь.
– Что резать?!
– Как что? Ладонь. Хочешь, я свою сначала порежу, если боишься.
– Ничего я не боюсь. – Прошка надулся и, сосредоточенно сопя, сделал в центре левой ладони косой надрез. Отдал Насте нож – та быстро полоснула себя ближе к запястью.
– Теперь плюнь в мою ранку, – она протянула ему руку. – А я тебе плюну.
Когда они соединили руки и их слюни смешались с их кровью, Настя сочла уместным вознести небольшую молитву:
– О Небесная Лисица Ху-Сянь, обрати свой взор на стадо живых, видишь, я и Прохор теперь брат и сестра, я прошу, оберегай моего брата, как оберегаешь меня.
– Мне, наверное, тоже помолиться? – осознавая важность момента, предложил Прошка.
– Только если знаешь что-то подходящее.
Прошка наморщил лоб.
– Господь, пастырь мой… – начал он нерешительно. – Это Настя, моя сестра. Так что Ты теперь… Покой ее на злачных пажитях и води ее к водам тихим. Подкрепляй ее душу, направляй ее на стези правды. А если она пойдет долиной смертной тени, пусть не убоится зла, потому что Ты с ней. Твой жезл… ой!
В забитое окно фанзы ударился здоровенный булыжник; гнилые доски проломились и осыпались на земляной пол трухлявыми щепками. За окном стояли Андроновы близнецы и еще трое пацанов лет десяти-одиннадцати, тоже из староверской общины: двое обриты наголо из-за вшей, третий, племянник старосты Тихон, на голову выше всех, белобрысый.
– Зырьте, Прошка с ведьмой в чумной
– Ну все, мамка тебя совсем прибьет! – со смесью восторга и страха сообщил Прошке один из близнецов.
– Мы все твоей мамке скажем! – поддакнул второй.
– Скажете – сам вас прибью, – набычился Прошка.
– Не прибьешь. – Белобрысый развязно подошел вплотную к проломленному окну, шмыгнул носом и выхаркнул внутрь, прямо под ноги Насте, зеленую, густую соплю. – Мы своих в обиду не даем, да ведь, парни? – Тихон обернулся к маячившим у него за спиной бритым приятелям, потом подмигнул близнецам.
– А то, – с готовностью отозвались «парни», предвкушая веселье. Тишка всегда придумывал что-нибудь интересное.
– Потому как наша с тобой, Прохор, община – аки одна большая семья. И мы в ней законы древлеотеческие блюдем, а к ведьмам и блядям не идем! – Племянник старосты, лыбясь во весь рот, сделал выразительную паузу, чтобы товарищи оценили каламбур и красоту рифмы.
– Зырь, Тихий, – снова подал голос один из близнецов. – Это ж ведьма у нашей мамки украла! – он указал грязным пальцем на Настину шею. – Его ж мамка уже три дня везде ищет!
Вся стая недобро уставилась на Настин золотой крестик. Тихон молча наклонился и поднял с земли два камня, по одному в каждую руку. Остальные последовали его примеру.
– Она не крала! – отчаянно крикнул Прошка. – Это я украл!
– Нет, я, – спокойно сказала Настя. – Его не бейте.
– Мы тут будем, а вы двое к двери идите, – приказал Тихон двум бритым. Не выпуская камней, те послушно переместились от окна к двери фанзы.
– Ты, Прохор, выходи сюда к нам, – негромко, но оттого особенно страшно сказал белобрысый.
– Не выйду.
– Я сказал, выйдешь.
– Пошел ты.
– Вот как оно, значит, – произнес Тихон спокойно, но кожа под белыми волосами побагровела от гнева. – Ну, значит, ничего не поделаешь. А я-то хотел по-божески, по добру… – Он повернулся к Андроновым близнецам. – Бегите к Марфе. Скажите, сын ее с ведьмой заперся в чумной фанзе и не выходит.
– Не надо, стойте! – крикнула Настя. – Выходи! – она сорвала с шеи золотой крестик, сунула Прошке в руку и подтолкнула его к двери. – Она тебя тут если со мной увидит, совсем прибьет!
Прошка сжал крестик и молча вышел из фанзы. Из надрезанной ладони, сочась через стиснутые, побелевшие пальцы, на землю капала кровь.
– Зырьте, распятие после ведьмы кровит… – вылупился один из близнецов. Второй стоял, точно так же вылупившись, но молча.
Тихон, ухватив камень тремя пальцами, указательным и средним перекрестился:
– Значит, так. Каждый пусть кинет в нее два камня. Один – за воровство, другой – за колдовство. После этого будем считать, что она наказана. Ты, Прохор, тоже кидаешь. Если не кинешь – мамке твоей расскажем, что она крест украла.