Листея

Адамович Александр

А ведь ничего не здесь и не изменилось, ни грамма, ни на йоту, только вот запустение приходит в село родное. Соседи повымирали, поуезжали куда-то далеко, всех кого я тут знал, не стало больше друзей, знакомых. Так оно и приходит – одиночество. Вот и мой дом, моё убежище ранних лет, стоит себе, даже не двинувшись не обвалившись, зайти что-ли? Поздороваться с остатками моей сельской жизни? Надобно.

Старая калитка кряхтела, доски на террасе впадали внутрь из-за вязкой гнили, а вместо двери свисала занавеска, сглотнув

неприязнь, Валерьян вошел внутрь, и на впервой ужаснулся подумав, что дом пуст, но пройдя понял, что ужас был не напрасен.

– Мама?, – выдохнул он.

На кровати лежало тело, больше похоже на изюм с вышедшем сроком годности, укутанное множественными одеялами, старыми куртками. Лицо повернулось к настенному ковру, а руки сложились в плечах, будто согреваясь собственным хладом. Помещение заполнял трупный запах и множество насекомых дербанили мертвое мясо. Обойдя прикроватный горшок, он подошел ближе.

– Мама?, – только и мог выдавить Валерьян.

Просто умереть… В полном одиночестве без единой надежды на спасение… Но как… Кто допустил подобное?… Я?… Ведом только амбициями и своим эгоизмом, Я?… Обрек на голодную смерть, Я?… Ну а кто еще? Видно ли здесь другого виноватого?

Бросив чемодан и со всех ног вылетев на улицу, он чиркнув зажигалкой у сухих веток, поджег дом, вместе со всем внутри находящимся, старое здание вспыхнуло аки маленькая спичка, огромные клубы дыма стремились по ветру в небеса. Внутри тлели людские переживания, надежды, вера, непорочность. Внутри тлели воспоминания о сладких снах в материнских объятиях, о запахе горячей еды за столом, о заботливом и таком интересном дедушке, что таки умер в семейной кругу, ведь о нем позаботились родные…

Вот она – свобода! Вот она жизнь!

Он вновь поднял лик к небу и полной грудью вдохнул дым.

Гори, прошлое! Стань костром согревающим мое будущее!

На лице искрились слезинки.

Забери же весь груз с души, и дай насладится сей невероятной минутой истиной жизни! Дай погреться верой в следующий день!

– А-А-А-А-А!, – заорал Видоплясов, – Ж-И-З-Н-Ь!

* * *

– Блохин сбежал, повторяю Блохин сбежал, – переполох в тюремной администрации набирал оборотов, – сокамерника Иакова также нету на месте.

– Сказал?, – вдруг к охраннику кто-то обратился.

– Все как было велено.

– Вот и славно, пошли, – узнавался голос Германа, – давай Иаков, сейчас они и рубку прочесывать будут, – подгонял своего старшего товарища Многогрешный.

– С богом, – ответил святоша вытягивая из спортивных сумок оружие.

– Эту заготовочку мы использовать не будем, друг. Давай

к транспорту, – воспользовавшись всеобщим переполохом внутри тюрьмы они сумели прокрасться незамеченными.

– Поднять бунт, хах, не дурно, Герман, – словно кораблик в нескончаемом потоке из хаоса, беглецы вальяжно пересекали берега, реки из трупов и искалеченных людей. Вывернутые и выдернутые из своих орбит конечности, при помощи причудливых подручных средств, что напоминали скорее кустарный хлам, а не орудие для убийства. Заточены об настенный кирпич зубные щетки, закалённая солью верёвка, которая идеально работала удавкой и напильником. Нету заготовки? Не беда! Добудь в бою с охранником! Дубинки, электрошокеры, а если серьёзно повезёт дробовики и винтовки. Главное – хаос!

– Я бы назвал это скотобойной поножовщиной, но как хочешь, – внутри зоны происходил настоящий рагнарек, буквальная резня, не только между заключенными и стражами правопорядка, а и разных калибров междоусобицы зеков отличались особенной кровавостью. В бою использовалось все. Старый немой знакомый привязал два ножа к рукам и с душераздирающем воем носился по этажам нарезая все и всех, что могло подать признаки жизни, – вжился в роль, смотри. Могли бы вытащить и его, но не судьба.

– Но мозги ты ему промыл знатно, хороший парнишка был, – продолжал свое восхищение Иаков.

– Нам пришлось промыть мозги половине тюрьмы, не забывай, – подбираясь к выходу и поспешно доставая ключи из сумки тараторил парень, – вот она – свобода, – таки отперев огромную железную глыбу воскликнул он.

Внешний двор тюрьмы, место обычно довольно спокойное и беззлобное, на сколько это, конечно, возможно. Но этот день икс отличался своим свирепством. Безумцы из карцера, заживо грызли собак, отрывая зубами куски шерсти, плоти и в конце концов попадая к внутренностям, а после расчищали и руками. Парочка беглецов оставляла по себе утоптанную тропинку из восславляемого в недрах Некрономикона первородного ужаса.

– Ничего не забыл?, – запрыгнув на борт автобуса, они смогли выйти в степь, дыхнуть воздухом истинной свободы.

– Было бы забавно, все с собой, – улыбнулся Герман.

– А одежда?, – продолжал Иаков.

– Вот они, твои священные одеяния, – одной рукой руля, а другой копошась в сумке, он достал церковную робу.

– Без помощи всевышнего не справились бы, – примеряя форму отвечал напарник, – ведь господь, он везде, в камне, в траве…

– Давай обсудим другое что-то, а?, – вопрошал лидер побега, – вот нам что сейчас нужно, оперативно заскочить к Голденбергу за поддельными паспортами и финансами на первое время, а потом прямиком в общагу мою родную.

– Уверен что твое прикрытие в общежитии будет достаточно надежным?, – Иаков был не просто набожен, а и очень испуган.

– Все будет хорошо, святоша, я те места знаю, я там учился.

~Конец Первого Тома~