Листы дневника. Том 1
Шрифт:
Вещевая роскошь также и потому должна покинуть человечество, что это подлое понятие предательски вовлекает людей и в роскошествование духовное. В самомнении люди становятся небережливы к деятелям истинного просвещения. Эксцессы роскоши создали такие же уродливые эксцессы увлечения внешней физической силою, всякими гонками и перегонками и устремлением к мускулам. Одна нецелесообразность всегда порождает и следующую. Разрастание материальной стороны вызывает несомненное ослабление духовности во всех странах, во всех верах. Больше того, всякое устремление к духовности и к высшим построениям бытия считается даже как-то недопустимым в обиходе материально "цивилизованного" общества. Правда, некоторые народы, и в том числе прежде всего Индия, сохраняют этико-мыслительные приемы, но даже и в этих народностях уже справедливо раздаются жалобы на то, что молодое
Труженики духовного просвещения во всех областях отходят на незаметные места; люди даже не стыдятся утверждать, что сейчас будто бы вообще не время говорить о Живой Этике. И этому ужасу можно называть множество примеров. Конечно, из древней истории мы знаем, что Конфуций, проповедник чистой жизни, был преследован правителями, а Платон был продан в рабство. Знаем, что Аристид, сохранивший за собою в человечестве название справедливого, был изгнан своими согражданами из родного города. Такие сведения иногда кажутся злостными измышлениями. Слишком трудно сопоставить справедливого Аристида с какими-то звероподобными невеждами, которые посягнули на такой явный антигосударственный шаг, как изгнание прекрасного справедливого гражданина. Но в последних раскопках на Афинском Акрополе, к стыду человечества, были найдены керамиковые таблички, которыми вотировали именно за изгнание Аристида. Какой это ужас — воочию увидеть изображение таблички с надписью: "За изгнание Аристида". Ведь это равняется самым ужасным вандализмам, когда бессмысленно, к сраму всего человечества, разрушались незаменимые сокровища уже не роскоши, но Великой Красоты.
Когда мы читаем об уничтожении замечательных библиотек, когда мы видим списки уже несуществующих творений искусства, разве даже самое бесстыдное сердце не содрогнется? Какие-то геростраты древности и какие-то их последователи нашего времени гордятся тем, что они хотят разрушить музеи и храмы. Мы видим эти выкрики невежества напечатанными. Но никто из этих геростратов не отдаст себе отчета в том, что он следует заветам самой невежественной роскоши. Если роскошь есть разрушение средств и возможностей, если она есть разложение, то всякое бессмысленное нарушение великого творчества уже будет роскошью. Герострат, конечно, не понимал высокого значения творчества, сожигая великий памятник. Также служитель роскоши, окружая себя уродливо пышными раззолоченными нагромождениями, является таким же точно геростратом в отношении истинного творчества и благородства Красоты. Если мы думаем о новых формах жизни, если мы хотим счастья наших близких, то разве не лежит на нас обязанность заменять безобразие высокими формами бытия, будет ли это в вещественном или в духовном смысле?
С великим трудом люди начинают познавать, что дружелюбие открывает врата к сотрудничеству. А ведь если мы должны бороться против самости и грубости, то ведь это можно достигнуть лишь истинным сотрудничеством. И в этом неустанном и радостном сотрудничестве мы будем познавать, почему лучшие умы так прекрасно понимали значение красоты всей жизни.
Свами Вивекананда чистосердечно говорит: "Разве вы не видите, что поверх всего я поэт" и "человек не может быть истинно религиозным, который не имеет способностей почувствовать красоту и величие искусства", и "непризнание искусства есть грубое невежество". Рабиндранат Тагор кончает свою книгу "Что есть Искусство" величественным утверждением: "В искусстве наше "я" посылает свой зов Высшему Началу, которое проявляет себя нам в мире бесконечной красоты поверх бессветного мира фактов".
"Мир Огненный" указывает: "Следует избегать предубежденности как в большом, так и в малом. Много возможностей пресеклись предубеждением. Именно огненная энергия очень чутка на предубеждение. Но зная такое качество энергии, можно противодействовать внушением" и "Добрая мысль есть первооснова доброго действия. Мысль светозарна прежде действия, потому будем считать стан добра по огням мысли".
Эти напоминания о вреде предубежденности и о благе светозарной доброй мысли так нужны теперь, когда происходит битва с призраками тьмы, с невежественной роскошью и подлым предательством. Утонченное сердце позволит различить, где есть граница между благородными поисками красоты и где уже самопожирающая дикая роскошь, которая разлагала даже очень мощные государственные организмы.
Пусть Знамя Мира
1933 г.
Гималаи
Публикуется впервые
Самоотвержение зла
Каждый шаг созидательного добра вызывает и особенную настороженность сил темных. Много раз мы замечали, что силы тьмы, как это ни прискорбно, оказываются в общежитии даже более организованными, нежели стремящиеся к свету. В то время как считающие себя служителями добра позорно позволяют себе всевозможные разрушительные разъединения, в то же время злобные сущности действуют очень сплоченно и организованно. Это весьма прискорбное зрелище, но тем не менее это можно наблюдать очень часто и в малых бытовых вопросах и до государственных дел включительно. При этом энергия, развиваемая темными силами, иногда увлекает их даже до своеобразного самоотвержения.
Наверное, каждый из нас может привести множество примеров, когда злодей, клеветник, предатель начинал уже действовать даже во вред себе, и тем нс менее во имя творимого им зла он уже не мог остановиться! Он готов был испортить свою репутацию, он готов был вызвать к действию мощного врага, он шел на осмеяние — лишь бы продолжать начатый им злобный посев.
Психологические причины такого, казалось бы, аномального явления, как самоотвержение зла, трудно формулировать. Конечно, прежде всего они лежат в ограниченности зла. Ведь зло, в конце концов, всегда чего-то нс знает и не может достичь известного состояния сознания. Способы зла в большинстве своем все-таки остаются примитивными, и рано или поздно все-таки обнаруживается это обстоятельство, вовсе не являющееся самоутешением всех подвергающихся нападению зла. Оно будет лишь подтверждением непреложного закона об ограниченности и, тем самым, непрактичности зла. Но если можно говорить о какой-то самоотверженности зла, рискующего даже на погибель, лишь бы сотворить преступление и мерзость, то во сколько же раз более должно быть организовано добро, чтобы не умалять соседа и соратника! Казалось бы, попутчики уже должны быть желанными друзьями. Люди очень легко произносят такие слова, как дружба, содружество, сотрудничество. И все это в основе своей с необычайной легкостью подвергается воздействиям зла. Для самоутешения при этом говорится, что виноваты не искатели добра, но ревностные воины зла, которые будто бы своею находчивостью необыкновенно искусно расторгают узел сотрудничества. При этом обычно совершенно не думают о том, какой поклеп на потенциал добра взводится при подобных похвалах злу. Ведь признание его силы есть уже лучшая похвала.
Действительно, признание сил и находчивости зла уже в самом себе заключает потенциал разложения и умаления добра.
Вместо того, чтобы в припадке страха и трусости самооправдываться могуществом зла, не лучше ли помыслить о том, как легко и как естественно могли бы быть приобщены к самозащите все устремления добра. И не только самозащита добра есть задача. Каждое добро само в себе уже активно и наполняет собою неизмеримо далекие пространства. Если зло поражает и заражает атмосферу, то добро является истинным целителем и восстановителем растленных тканей.
Также, казалось бы, совершенно естественно, что созидательное добро должно бы особенно обостряться и настораживаться в моменты так называемого Армагеддона — в час натиска сил темных. Между тем мы видим, что и в этот великий по последствиям час добро преисполняется неуместной скромностью, предоставляя активность силам тьмы.
Плачевно видеть, как не только сами силы тьмы, но и их серенькие союзники лгут и клевещут и сеют плевелы без всякого отпора со стороны тех, которые все-таки считают себя охранителями правды и блага.
Прискорбно видеть, как эти перебежчики в стан тьмы, даже не задумываясь о последствиях, присоединяются к злобным сеятелям. Странно, что в эти моменты у них как бы совершенно атрофируется чувство ответственности за творимое ими зло. В своей отвратительной судороге эти добровольцы не стесняются ни положением своим, ни саном, ни возрастом — лишь бы посеять тлетворное семя. Непонятно, что простая опытность возраста, уже не говоря об обязанностях образования, нимало не останавливает лжецов и клеветников. При этом эти добровольные союзники зла бесстыдно продолжают называть себя людьми справедливыми и считают себя в рядах почтенных и достойных.