Листья коки
Шрифт:
— Ильяпа! Ильяпа! — несся вопль отчаяния и ужаса. Бросая оружие, спасались бегством даже воины, которые пришли из крепости.
Их была всего лишь горстка. Самые смелые, бежавшие впереди, полегли, настигнутые пулями, или — как думали индейцы — их поразило громом, который повиновался всемогущим, словно боги, белым.
— Девок — на площадь! Связать их всех вместе и охранять! А вы, рыцари-герои, — за мной! Эти краснокожие псы осмелились защищаться. Вырезать их всех до единого!
— Мудрые слова. Ха-ха, за дело, господа!
— Сеньор, а девок, которые поглаже,
— Конечно. Ты, Эррера, иди к домам. Прочесать их все подряд! Ты, Педро Санчес, ступай, обойди те улицы. Я примусь за эти. А дон Алонсо де Молина будет охранять коней и пленниц.
— Пусть только появится какой-нибудь краснокожий, я его заставлю целовать землю! А уж пленниц я устерегу, хе-хе, устерегу. Этот товар у меня никто не отнимет. Побольше бы их сюда нагнали!
Испанцы методично переходили от дома к дому, с ожесточением убивая мужчин, детей, старух, связывая и сгоняя на площадь молодых, красивых женщин. То там, то здесь вспыхивали яростные короткие схватки — когда горожане все же брались за оружие. Тут и там слышались крики, дикий гогот, начиналась погоня за убегавшими в ужасе девушками. Но в общем «работа» шла споро и гладко. Смертоносный гром, все еще доносившийся со стороны храмовой площади, вид диковинных животных, на которых прибыли белые, зрелище опозоренных, связанных дев Солнца-все это совершенно ошеломило застигнутых врасплох жителей. Они почти не сопротивлялись, не понимая, что происходит, и даже не помышляли о спасении.
Только тогда, когда насильники утомились от убийств и грабежа, когда даже наиболее кровожадные были сыты по горло пролитой кровью, они немного опомнились, и сам де Сото приказал прекратить бойню.
— Если хотите резать старых баб и щенков — пожалуйста! — кричал он, когда труба созвала всех на площадь. — Но молодые и сильные мужчины нам понадобятся. В одном только храме наберется столько золота, что его едва унесут десять человек. А ведь оно есть еще и в домах. Давайте-ка мне сюда мужчин! Сеньор Алонсо, займитесь сбором золота, А потом мы подпалим этот городишко и тронемся в обратный путь. Сколько всего девок?
— Шестьдесят восемь, сеньор.
Синчи, рана которого оказалась неопасной, а шок от удара прошел, обнаружили в преддверии храма и пинками выгнали на площадь. Лицо бегуна было залито кровью и распухло так, что даже Фелипилльо, все время шнырявший около пленниц, не узнал его. Нагруженный тюком с добычей, связанный с другими пленными ремнем, наброшенным на шею, Синчи медленно двинулся в тяжелый путь к главному лагерю белых.
Глава тридцать первая
К вечеру они добрались до селения Пукальпо, расположенного у подножия огромной горы, в тесной и знойной долине, где участки возделанной земли террасами поднимались по северному склону. Здесь в изобилии росли кукуруза, картофель, кенна, табак, кусты агавы достигали человеческого роста. Выше, где начинались голые нагорья, покрытые только травой иру-ичу и редкими зарослями смолистых кустов толы, паслись большие стада лам.
Деревушка,
Де Сото, окинув взглядом окрестности, принял решение:
— Здесь расположимся на постой! Фелипилльо, зови старшего этой деревни.
Старейшина айлью уже приближался, не пытаясь даже скрыть своего ужаса. Весть о страшных белых пришельцах достигла даже этой долины, и теперь при виде лошадей, бородатых, закованных в неведомые воинские доспехи людей, явившихся столь неожиданно, он чуть было не потерял сознание. На толпу связанных пленниц и носильщиков он взглянул только мельком.
Де Сото, не слезая с коня, отдавал приказания:
— Ты, Фелипилльо, говори так: мы займем вон тот дом, — он указал на здание, расположенное несколько на отшибе, у самого берега реки. — Те, кто там живет, должны сейчас же убираться вон. Впрочем, молодые девки могут остаться. А деревня должна снабдить пас всяческой снедью, да чтоб еда была получше! Этих наших пташек и остальную голытьбу, которая тащит золото, они тоже обязаны накормить. Да поскорее, бегом!
— Я скажу им, сеньор. Но они дадут нам сушеного мяса, а это неподходящая пища для белых господ.
— Ого, даже ты способен иногда сказать нечто толковое. Прикажи им зарезать ламу и дать нам свежего мяса.
— Зарезать? О сеньор, получится так же, как вчера, как в той деревне, где мы ночевали. Они забьют самую старую ламу, мясо будет жилистым и жестким. Пусть они пригонят сюда стада, и мы сами выберем. Молоденькая лама, поджаренная на вертеле, как велит обычно готовить для себя его светлость сеньор наместник, — это пища, достойная белых господ.
— Ты сегодня даешь неплохие советы. Пусть же пригонят сюда стада.
Фелипилльо при переводе добавил еще многое от себя. Прежде всего велел старейшине айлью показать, где находится его дом, запретил кому-нибудь покидать его, потому что тогда важные белые господа поразят хозяина громом, — они имеют большую силу и любое непослушание их разгневает.
Старейшина айлью заговорил дрожащим от страха голосом:
— Будет так, как ты прикажешь. Но мы бедны.
— Не ври. Давай самое лучшее, что у тебя есть! И поскорей!
Синчи, стоявший со своей ношей в ряду других носильщиков, все слышал. Он начал тихонько стонать, поправляя тюк на спине.
— Ох, как тяжело. Ох, отдохнуть бы. Пусть белые господа позволят нам отдохнуть.
Фелипилльо посмотрел на него с презрением и повернулся к испанцам. А как раз в это время старейшина айлью проходил мимо колонны пленных, возвращаясь в деревню. С жалобным стоном Синчи бросил в его сторону:
— Именем сапа-инки — бегите! Девушки должны бежать! Лам угнать в горы!
Старейшина лишь коротко, испытующе взглянул на носильщика, потом — на толпу пленниц, но не прибавил шагу, не подал и вида, что слышал. Однако в его глазах промелькнуло отчаяние. Только сейчас он узнал в пленницах по белым с красной вышивкой одеждам дев Солнца.