Литература. 11 класс. Часть 1

Коллектив авторов

Первая книга стихов Брюсова вышла в свет в 1895 году и имела шокирующее публику название «Chefs d'Oeuvre» («Шедевры»). В предисловии к ней поэт подчеркивал, что он «завещает» эту книгу «не современникам и даже не человечеству», а «вечности и искусству». Тематику книги определили экзотические сюжеты и образы, изображение любви как болезненно-чувственной страсти, предвещающей неизбежную трагедию, изображение города с его контрастами, соблазнами и опасностями. Пессимистическими мотивами был пронизан и небольшой сборник стихотворений 1897 года «Me eum esse» («Это – я») с характерным для него посвящением «Одиночеству тех дней». Сам автор свидетельствовал, что в этом сборнике он хотел воплотить настроения, «которые жизнь дать не может». Свою тогдашнюю эстетическую позицию Брюсов выразил в известном

стихотворении «Юному поэту», содержащем три призыва: «не живи настоящим», «никому не сочувствуй», «поклоняйся искусству, только ему, безраздумно, бесцельно». Строфы этого стихотворения стали эстетическим манифестом символистской поэзии 90-х годов с характерным для нее культом искусства, оторванного от неприглядной действительности.

Во второй половине 1890-х годов Брюсов входит в круг поэтов-символистов, объединение которых завершается вокруг издательства «Скорпион», основанного в 1899 году. Как один из организаторов и руководителей этого издательства, Брюсов принимает деятельное участие в выпуске серии альманахов «Северные цветы», на страницах которого печатали свои произведения деятели «нового искусства» – петербургские и московские символисты. С этих пор символизм заявляет о себе как самостоятельное литературное направление.

Широкое признание Брюсова как поэта началось после выхода в 1990 году в издательстве «Скорпион» третьего сборника его стихов «Tertia vigilia» («Третья стража»). Название книги заимствовано из древнеримской истории – третья стража в сторожевой службе римских войск была последней ночной стражей перед рассветом. Об этой книге сам поэт говорил: «Это мои лучшие вещи, может быть, лучшее, что я могу написать в стихах». Брюсов воскрешает образы великих культур прошлого – Древнего Востока, античной Греции и Рима, эпохи Возрождения, облик культуры нового мира – XIX столетия. Его привлекают «властительные тени» «любимцев веков» и деятелей истории, среди которых не только Александр Великий и Данте, Наполеон и Гарибальди, но и безвестные творцы культуры – египетский раб и халдейский пастух. Постигая закономерности в смене культур, поэт-мыслитель стремится к глубинному познанию истории в ее изменении и развитии. Не случайно М. Горький, оценивая «Третью стражу», отмечал, что Брюсов-художник обладал «тонким и редким даром проникновения в прошлое». Но постигая тайны истории, поэт в цикле «Прозрения» пристально всматривается и в грядущее, стремится предвидеть его очертания.

С юношеских лет Брюсов был увлечен русской классической литературой. Неотъемлемой частью его творческого наследия являются блестящие литературоведческие исследования о Пушкине, Тютчеве, Фете, Некрасове. К творчеству русских писателей обращается Брюсов-поэт и в целом ряде своих стихотворений. В книгу «Третья стража» он включает сонет «К портрету М. Ю. Лермонтова». Брюсов чутко воспринимает боль лирического героя поэзии Лермонтова и утверждает нетленность его традиций в русской литературе.

Современники отмечали, что стих Брюсова «всегда закончен, чеканен». Близка его поэзии строгая организованность и гармоническая уравновешенность стихов Лермонтова. Отнюдь не случайно он тяготеет к «твердым» строфическим формам: терцинам, рондо, сонетам. В эмоционально напряженной стилистике лирики Брюсова фраза приобретает афористический характер, а оттенки и полутона уступают место резким контрастам.

Широкий тематический диапазон и жанровое разнообразие отличают книгу «Urbi et Orbi» («Граду и миру»), вышедшую в 1903 году. Объясняя ее название, Брюсов говорил: «Я хотел сказать, что обращаюсь не только к тесному «граду» своих единомышленников, но и ко всему «миру» русских читателей». Если раньше поэт заявлял: «Я действительности нашей не вижу, / Я не знаю нашего века», – то теперь он обращается к современной жизни, жадно впитывая ее впечатления. Если раньше он не без горечи писал: «Бреду в молчаньи одиноком», – то теперь он свидетельствует в дневнике: «Иду к людям, сливаюсь с людьми, братаюсь с ними».

Поэту-символисту Брюсову близка символика лермонтовского стихотворения «Поэт», в котором говорится об утрате поэзией своей общественной роли. В стихотворении «Кинжал» из пятой книги стихов «Stephanos» («Венок») Брюсов размышляет о нравственном долге художника слова, который должен быть «всегда с людьми, когда глумит гроза».

Революционные перемены 1917

года Брюсов воспринял как обновляющую «огненную купель» социальной стихии. Он деятельно работает в Наркомпросе, Госиздате, возглавляет президиум Всероссийского союза поэтов, преподает в Московском университете. В 1921 году по инициативе Брюсова открывается Высший литературно-художественный институт, где он преподает историю греческой, римской, русской литератур, теорию стиха, сравнительную грамматику индоевропейских языков, латынь, историю математики. Эта исполинская по своим масштабам деятельность сопровождается изданием целого ряда поэтических сборников.

Трудолюбие Брюсов всегда ставил рядом с вдохновением. По мысли поэта, литературное творчество требует постоянного, напряженного труда. Как свидетельствуют современники, Брюсов работал над своими стихами каждый день и «гордился этим, как победой над темной стихией души».

В истории русской поэзии Брюсов навсегда остался неустанным тружеником литературы, подчинившим свое вдохновение постоянному труду. Эта систематическая, планомерная работа над стихом порой вступала в противоречие с вдохновением, и последние сборники поэта уступали в свежести восприятия мира его лучшим книгам. Но в истории русской поэзии Брюсов, соединивший новаторские искания с опытом классиков, навсегда остался автором благородно-торжественных, «кованых», строгих стихов, отличающихся «мужественным подходом к теме» (О. Мандельштам), содержащих «ряд небывалых откровений, озарений почти гениальных» (А. Блок).

В стихотворении «Родной язык» Валерий Брюсов приоткрывает тайны своего творчества. Это монолог поэта-новатора, одержимого идеей непрерывного обогащения изобразительного арсенала поэзии. В стремлении познать «тайну звуков странных» и «потаенный смысл слов» Брюсов является в стихотворении «дерзким» «магом» языка, владеющим всем богатством поэтических приемов, которые ярко воссоздают процесс творчества. В образной системе стихотворения велика, например, роль оксюморонов, представляющих собой неожиданное сочетание контрастных по значению слов: «радостью измучен», «упоен тоской»; обращений, срастающихся с пронзительно точной характеристикой родного языка.

Мой верный друг! мой враг коварный!Мой царь! мой раб! родной язык!Мои стихи – как дым алтарный!Как вызов яростный – мой крик!

Акмеизм

Кризис символизма, возникший в 1910-е годы, породил новое течение модернизма – акмеизм. Акмеисты оставили заметный след в истории русской литературы начала XX века. Термин акмеизм образован от греческого слова расцвет (вершина, высшая степень чего-либо). Акмеисты стремились увидеть и показать красоту и ясность красок окружающего мира. Сущность поисков акмеистов помогают уяснить другие названия этого течения: кларизм, адамизм. Термин кларизм – от латинского слова ясный – предполагает понятность художественных образов и поэтического языка. Адамизм подчеркивает связь поэзии с реальной жизнью человека и сбрасывает покров таинственности, превращая далекое в близкое и понятное. Именно такой «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь» (Н. Гумилев) выражен в стихотворении С. М. Городецкого, обращенном к библейскому праотцу Адаму.

Адам

Просторен мир и многозвучен,И многоцветней радуг он,И вот Адаму он поручен,Изобретателю имен.Назвать, узнать, сорвать покровыИ праздных тайн, и ветхой мглы —Вот первый подвиг. Подвиг новый —Живой земле пропеть хвалы.

О «совершенном по красочности и конкретности словаре» Городецкого А. А. Блок писал в 1905 году в своей статье «Краски и слова», приводя в пример стихотворение «Зной»: