Литература. 6 класс. Часть 2
Шрифт:
В такую пору никто не заметит лёгкий дымок, и вот мы снимали рыбу с крючков и начинали стряпать горячий завтрак. После завтрака мы опять принимались наблюдать тихую, безмятежную реку до того, что нами овладевала дремота. Иногда мимо проползает пароход, да так далеко, вдоль того берега, что ничего на нём не разберёшь, даже не узнаешь, какой он – колёсный или винтовой; а потом пройдёт целый час, и ничего не видно и не слышно. Тишь да гладь. Вот опять скользит мимо плот, а на нём тешут доски – это почти всегда делают на плотах, – видно, как сверкает топор и опускается; в этот момент не слышно никакого звука, но вот топор поднимается снова, и когда он уже над головой человека, тогда только отчётливо слышен удар: чек! Так-то мы проводили весь
Однажды был густой туман. На всех плотах и судах, идущих мимо, били в жестяные сковороды, чтобы избежать столкновения с пароходами. Барка или плот проходили от нас очень близко, и мы могли слышать, как люди разговаривали, чертыхались или смеялись. Мы отчётливо слышали каждое слово, как будто призраки или духи какие снуют по воздуху. Джим уверял, что это непременно духи.
– Нет, – возражал я, – духи не стали бы так выражаться: «Чёрт побери проклятый туман».
Как только наступала ночь, мы собирались в путь и, забравшись на середину реки, пускали плот по течению, а сами, закурив трубки и спустив ноги в воду, разговаривали между собой про всякую всячину. Мы всегда были голые, и днём, и ночью, когда только не мучили нас москиты; новое платье, которое сшили мне родители Бека, было слишком нарядно и стесняло меня, да и вообще я не нуждался в одежде.
Иногда вся река была в нашем полном распоряжении. Вдали виднелись мели и острова, только порою мелькнёт огонёк – это свеча в избушке, или на самой воде загорится искорка – огонёк на плоту или на барке, и донесётся свист или песня матроса… Славно жить на плоту! Вверху расстилается небо, всё усеянное звёздами. Мы любили лежать на спине, любоваться небом и рассуждать о звёздах – что, они сделаны кем-нибудь или так, явились сами собой? Джим уверял, будто они сделаны, а я говорил, что они явились сами, потому что слишком было бы долго делать их поштучно – ведь такое их множество! Джим предполагал ещё, что, может быть, луна их народила, – ну, это ещё похоже на истину, я против этого не стал спорить, потому что сам видел, как одна лягушка вывела множество детёнышей. Особенно любили мы наблюдать падающие звезды. Джим утверждал, что они тухлые и поэтому их выбрасывают вон из гнезда.
Раз или два в течение ночи мы видели пароход, скользящий мимо в потёмках; порой он выбрасывал из трубы целые снопы искр, они сыпались дождём в реку, – очень красивое зрелище!
После полуночи береговые жители укладывались спать, и тогда часа на два, на три берега становились совсем чёрными – не видно было ни одного огонька в избушках. Эти-то огоньки и служили нам вместо часов: первый огонёк, что покажется снова, означал, что скоро утро, и тогда мы спешили отыскать себе местечко, где бы спрятаться и причалить к берегу.
Однажды утром, на рассвете, я нашёл лодку, сел в неё и переправился на берег, который был в ста ярдах [8] от нашего острова, причалил к маленькой бухте, окаймлённой кипарисовой рощей, и хотел набрать немного ягод. Вдруг невдалеке от полянки, по которой извивалась тропинка, протоптанная скотом, я увидел двух людей, бежавших со всех ног. Я испугался, так как был убеждён, что если кто бежит, так уж не иначе, как за мной или за Джимом. Я хотел поскорее убраться оттуда, но беглецы были уже совсем близко и стали умолять меня спасти им жизнь, уверяя, что они ничего не сделали худого, но их преследуют, за ними гонятся люди с собаками. Они хотели вскочить в мою лодку.
8
Ярд – мера длины, равная 0,914 метра.
– Не делайте этого! – закричал я. – Пока ещё не слышно ни собак, ни лошадиного топота, погодите, ещё успеете пройти несколько шагов кустарником вниз по течению, потом войдите в воду и вброд подойдите к лодке – так, по крайней мере, собьёте собак со следа.
Незнакомцы послушались
Один из незнакомцев был старик лет семидесяти, если не больше, лысый, с длинной белой бородой. На нём была продавленная поярковая шляпа, засаленная синяя шерстяная рубаха, изодранные жёлтые штаны, заправленные в сапоги, и подтяжки домашнего вязания, – вернее, только одна подтяжка. Старый синий камзол с длинными фалдами и вытертыми медными пуговицами болтался у него на руке.
Другой незнакомец был лет тридцати и одет был также неприглядно.
У обоих были большие, битком набитые чемоданы. После завтрака мы все прилегли отдохнуть; завязалась беседа, и тут выяснилось, что люди эти даже не знают друг друга.
– Как же ты попал в беду? – спросил лысый молодого.
– А вот как: я продавал тут одно снадобье для уничтожения винного камня на зубах. Оно действительно уничтожало винный камень, а заодно и зубную эмаль… Мне следовало бы раньше удрать, днём раньше, и только что я собрался в путь, встретил тебя. Ты мне сказал, что за тобой гонятся, и просил помочь тебе спастись, и я ответил, что сам жду неприятностей и, пожалуй, согласен бежать вместе. Вот и вся история. А с тобой что приключилось?
– Видишь ли, я говорил здесь проповеди против пьянства. Целую неделю дела шли прекрасно. Все женщины были от меня без ума; уж и досталось же от меня пьяницам, доложу вам! Я собирал до шести долларов в вечер – по десяти центов с души, дети и негры допускались бесплатно. Дело так и кипело; вдруг вчера вечером пронесся слух, будто я сам втихомолку тяну водку. Один негр, спасибо ему, предупредил меня сегодня рано утром, что мужчины собираются поймать меня с собаками, потом вымазать дёгтем, вывалять в перьях и в таком виде провезти верхом на шесте. Мне оставалось только полчаса времени. Ну, конечно, я не стал дожидаться завтрака – у меня сразу аппетит пропал.
– А что, старик, – сказал младший, – кажется, мы с тобой столкуемся, как ты полагаешь?
– Я не прочь, пожалуй. Ты чем же, собственно, занимаешься?
– По ремеслу я наборщик; маракую кое-что и в медицине; могу быть и актёром, – знаешь ли, трагиком; при случае показываю фокусы. Иногда для перемены даю уроки пения или географии, читаю лекции. Одним словом, я мастер на все руки – всё умею, что мне вздумается, лишь бы не было похоже на работу. А твои занятия?
– Я много практиковал в своё время в качестве медика. Лечил от рака, от паралича и других болезней. Я умею также предсказывать будущее, когда у меня есть под рукой кто-нибудь, кто бы выведал всю подноготную об окружающих. Но главная моя специальность – говорить проповеди. Был я и священником…
Оба замолчали на минуту; потом молодой глубоко вздохнул и проговорил: «Увы!»
– Ну, чего ты сокрушаешься! – спросил лысый.
– Горько мне подумать, до чего я дожил! Принуждён вести такую жизнь! Унизиться до такого общества!.. – Он принялся утирать глаза какой-то тряпкой.
– Чтоб тебе провалиться! Чем тебе не по нутру наше общество? – крикнул лысый запальчиво.
– Положим, оно достаточно хорошо, лучшего я и не заслужил; спрашивается, кто меня довёл до такого падения, когда я стоял так высоко? Я же сам. Я не виню вас, джентльмены, нет! Никого я не виню. Я всё это заслужил сам. Пусть холодный свет карает меня; одно я знаю – где-нибудь найдётся для меня могила! Свет может поступать со мной по-прежнему, может отнять у меня всё – любимых людей, богатство, счастье, – но этого уже не отнимет! В один прекрасный день я лягу в эту могилу, позабуду всё, и моё бедное, разбитое сердце наконец успокоится!