Литературная Газета 6274 (№ 19 2010)

Литературная Газета

ЗЛОПАМЯТНОСТЬ КОРИННЫ

Дразнили меня, – что в стихах моих –

«тучки, листочки,

Цветочки»… Смеялись в лицо, доводили до точки.

А нынче – лишь только рискнула

за бедных вступиться, –

«– Тупица! – рычат. – Где же тучки твои?

Где – цветочки?!»

РАПСОДИЯ

Вызрела

молча

Ягода волчья.

Содрейский лес.

Ягоду волчью

Питает желчью

Дождь

Осенних небес.

Мелким листом или каплей крупной

Вихрь посыпался ледяной?

Тихо шагают;

Девочка с куклой

И Жан Вальжан –

По тропе лесной.

Но ни луарцам и ни волжанам

Не было видно из дальней дали;

То не Козетта с Жаном Вальжаном,

А это я и отец мой – шли.

Отец мой сед и похож на старца,

Сошедшего с заоблачных гор…

Это за нами полжизни крался

Зарослями – Тенардье-мародёр!

А сбоку припёку – другая клоака,

Другой Париж и Второй Жавер;

(Свиреп. Но не был он честен, однако

Жаверу Первому не в пример).

Как неожиданно в этом пути

Сделалось тихо и сухо почти!

Вымерзла молча

Ягода волчья.

Лист облетевший, дитя, собирай!

А за лесным перелазом

Всё ещё

Солнца закатного блещет край…

ГЛОБУС

Уравновешенный, как голос

Без понижений-повышений,

Тоску с души снимает глобус

Разумностью своих решений.

На нём, – божественном, как логос! –

Ни бурь не видно, ни крушений,

Ни стран-стрелков, ни стран-мишеней,

Ни стран, – где злых лишений многость.

Не видно лавок с подлым зельем.

Вал моря сгладил память прытей.

Зато встречает нас весельем

Большая Синь морских открытий!

Земля сложна; ни ров, ни пажить…

Жаль, что на глобусе нельзя жить!

НОЯБРЬСКОЕ

Отсырел

осенний мой этюдник.

Там и сям – зима встаёт из хмари,

Мощная – как сам боксёр Тютюнник!

Хрупкая, – как Девочка-на-шаре.

И уже – в нахохленном подлеске –

(Кто по-стариковски, кто – по-детски)

Прячутся при виде льдистой хмари

Существа, создания и твари…

Ни синиц (а вдруг и осчастливят?),

Ни ежей – в их тапочках домашних…

Над бурьяном виден первый вылет

Хлопьев – (так обманчиво «нестрашных»!)

Пажити оспаривая чёрность,

Дальний свет сквозь тучи раздаётся,

Но вот-вот – на блеска непокорность

Тушечница сумерек прольётся…

Хоть бы лёг на кровли снег плоёный!

(Но и снег – подите, урезоньте!)

Яркоцветный,

Солнцем напоённый

Летний мир уснул на горизонте.

Ранней тьмой чернилит вихрь суровый

Все углы, что солнце поглощали,

И, срывая с зарослей покровы,

Бьёт кусты, – за то, что обнищали.

Вихрь несётся – серебристо-тёмный,

С жёлтым смешиваясь листопадом…

Но и эти краски

До весны запомнит

Человек, идущий с вихрем рядом.

ЦЕППЕЛИН

В иллюзионе моих сновидений,

В моём Кокстауне*

Прошлого мне серебристые тени

Были представлены.

Там дирижабли на сферах лежали

И видел их каждый будочник…

Чудилось нам, что они приближали

Светлую будущность.

Но, измеряя небесный полог

В портняжном «локте»,

Кто-то с высот, – как посуду с полок,

Убрал их вовсе…

А что-то в них было от сути мира,

От тайны Завтра!

И как вещественности мерило,

И как метафора.

Кто их подверг мировому сглазу?

Какие заморозки их сразу

Оцепенели?

И никуда-то мы не уплыли

На цеппелине…

И только взгляд наш пытливый, снизу,