Литературная Газета 6275 (№ 20 2010)
Шрифт:
В творческом активе композитора уже есть вполне успешные мюзиклы, написанные по мотивам знаковых произведений отечественной литературы: «Владимирская площадь» («Униженные и оскорблённые») Ф. Достоевского и «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «Биндюжник и король» по рассказам И. Бабеля, «Блуждающие звёзды» Шолом-Алейхема, «Камера обскура» В. Набокова…
Александр Журбин и его соавторы – либреттисты О. Иванова и А.Бутвиловский и поэт Сергей Плотов – точно следовали за взаимодействием и переплетением сюжетных линий гоголевской поэмы. Для каждого героя композитором найдены очень точные, ёмкие музыкальные характеристики, которые дают возможность исполнителям не только попеть с удовольствием,
Лейтмотив поэмы литературной и поэмы музыкальной – тема дороги. Журбин пишет её как «застольную со слезой», как некую музыкальную формулу загадочной русской души – необъяснимой и непостижимой. И как связующее звено между двумя темами, на конфликте которых строится музыкальная драматургия его сочинения: темой мёртвых душ и темой Чичикова. Дорога в музыкальной поэме «Мёртвые души» – это не только в физическом смысле перемещение из одной точки в другую, о чём у Гоголя немало точных наблюдений, и об этом его великие слова: «В России две беды – дураки и дороги». Но это и духовная дорога, дорога познания света и тьмы, добра и зла, любви и смерти. И самая таинственная из дорог – дорога из царства живых в царство мёртвых.
Мёртвые души в мюзикле А.Журбина – вполне реальные персонажи. Невидимые для его героев, но – не для зрителей. Четверо в белом (то ли юродивых, то ли душевнобольных, то ли существ бестелесных), тенью неотступно следующих за Чичиковым, куда бы он ни пошёл ни поехал. Они страдают, взывают к сочувствию, маются неприкаянные, словно зависнув между двумя мирами: ведь Чичиков не даёт им уйти и упокоиться, силой бумажной власти вырывая их из мира мёртвых и причисляя к миру живых. Чичиков по мысли композитора – не просто авантюрист и мелкий мошенник. В нём сочетаются качества человеческие и демонические. Музыкальный образ Чичикова прописан по-оперному подробно, в развитии: от реплик – кратких, но сочных, с каждой сценой добавляющих красок к этому совсем непростому типажу современного Гоголю молодого человека. Современного и нам: многие черты Чичикова узнаваемы и воспринимаются как нелицеприятный портрет русского «делового человека» века нынешнего.
Театральное воплощение музыкальной поэмы «Мёртвые души» – спектакль в постановке Ольги Ивановой. Режиссёр и сценографы Юрий Архипов и Ирина Акимова, хореограф Л. Байкова находят музыкальным темам композитора столь же ясные и колоритные образные решения. Особо следует отметить дирижёра-постановщика Виктора Олина. Ведомый им оркестр звучит по-театральному ярко, зрелищно, сбалансированно по звуку и точно в нюансах. Сценографический ход – кипы ревизских списков, из которых в буквальном смысле слова складываются места действия и их антураж. Закулисный «ветер» и дворники-«чистильщики» гонят по сцене белые листы: есть бумажка – есть человек, нет бумажки…
А как живописно сочинены и сыграны персонажи! Пышнотелая, дебелая Коробочка (Л. Бродская), завалявшаяся до седины в перинах и девичьих грёзах, дачники Маниловы (В. Ивашина и К. Чемирзова), ухарский «городовой» Ноздрёв (Д. Окропиридзе), скряга-меломан Плюшкин (Г. Котов), задрапированный в лохмотья точно иссохшая египетская мумия, обжора и солдафон Собакевич (И. Варнавин). И,наконец, небесное создание Лиза (Т. Боброва), которая вдруг открывает в щёголе и вертихвосте Чичикове ему самому удивительные мелодраматические интонации. Молодой солист театра А. Серков играет человека неординарного, яркого, непотопляемого неудачами – отменная актёрская и вокальная работа, образ неоднозначный, живой и очень жизненный, современный по духу и по типажу.
Авторы спектакля и не
Алёна БОГДАНОВА, ОМСК
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Верность себе
Искусство
Верность себе
ЭПИТАФИЯ
Выдающийся советский драматург Михаил Шатров – даром что прекраснейшим образом встроился в новые социальные и политические реалии – был человеком в лучшем значении «старорежимным». Обязательным, отзывчивым, уважающим труд других.
Когда несколько лет назад «ЛГ» опубликовала рецензию на его 5-томное собрание сочинений (причём, надо сказать, выдержанную отнюдь не в умиротворённо-розовых цветах), Шатров уже с самого утра в день выхода газеты буквально обрывал телефоны редакции – с тем только, чтобы сказать несколько слов автору статьи, с ним лично не знакомому. Причём слов искренних, настоящих, не банальных.
Те из наших сотрудников, кому доводилось брать у Шатрова интервью, говорят, что это были, пожалуй, самые лёгкие интервью в их профессиональной карьере – настолько чётко, ясно и продуманно формулировал свои мысли «пламенный» публицист, литератор-историк, мастер драматургического диалога. Ведь и пьесы, и сценарии его – в первую очередь, конечно, принёсшая автору славу, развёрнутая, многолетняя лениниана – как к ним сегодня ни относись – оставляют ощущение крепчайшим, профессиональнейшим образом сработанных вещей. Вряд ли, конечно, наши театры ещё когда-нибудь обратятся к этим абсолютным детям своего времени, однако в историю отечественной сцены XX века шатровские спектакли «Современника», МХАТа, Ленкома, несомненно, вписали отдельную и важную главу.
В позапрошлом году, с интервалом в несколько месяцев, мы дважды обращались к Михаилу Филипповичу с просьбой откликнуться на страницах «Литературки» на юбилеи двух его товарищей – соратников по сражениям на драматургических фронтах шестидесятых–семидесятых–восьмидесятых. Надо ли говорить, что Шатров – в отличие от многих и многих деятелей литературы и искусства, зачастую в подобных случаях или отказывающих, или выдавливающих из себя нечто нехотя, ровно из-под палки – отнёсся к этим просьбам с максимальной ответственностью и в том и в другом случае выступил с мыслями яркими, интересными, окрашенными подлинным человеческим теплом. Поздравление Михаилу Рощину называлось «Таких, как Миша, сегодня крайне мало». Приветствие в адрес Александра Гельмана было озаглавлено «Чувство эпохи».