Литературная Газета 6295 (№ 40 2010)
Шрифт:
Есть надежда, что скоро так будет и у нас. Совсем недавно человек, увлечённый стариной, воспринимался в социуме вполне однозначно. Он не был связным между прошлым и будущим, не был полномочным представителем народа в изысканиях корней этнокультурной идентичности, но оставался вором, отнимающим то, что принадлежит всем.
В этом был резон, поскольку увлечение антиквариатом оставалось в тени музейного дела и академической археологии. Не без оснований мы могли полагать, что целью частного собирателя старины было накопление денег, а вовсе не прибавление национальной гордости.
Иное
Да, я не шучу. Мне и представить трудно, кому может понадобиться коллекция европейских механических кукол XIX – начала ХХ в. От сравнительно небольших до выполненных в человеческий рост. Нет, никак не нам-как-народу: русская традиция не знает подобного. Зато у каждого было детство с обрусевшим Пиноккио, бумажными балеринами и оловянными солдатиками.
Как не растрогаться в зале, где выставлены заводные игрушки, способные писать письма, играющие на шарманке; как не замереть подле звучащей загадочно и странно музыкальной шкатулки? Нет, даже музыкального сундука!
Вот и замирали. Вот и залипали возле.
Это прекрасная коллекция. Она даёт представление о том, чем была Америка-Европа и чем остаётся поныне; она будоражит персональную память смутным ощущением того, что и это нам близко. Начинаем вспоминать Ивана Кулибина. Потом паровозы братьев Черепановых. И прозреваем вдруг: ба! да ярмарочные чудеса их нежного возраста просто превратились в игрушки нашего. Это ли не связь эпох?
Зал иной. Суровые бодиставы, тёмные идолы индуистского пантеона, умиротворённые будды. Крупные и не очень скульптуры. Ой, как это интересно! Мы можем краешком глянуть туда, где истинно дышат наши калмыки. Или наши буряты. Ну, если, конечно, наш национальный инстинкт ещё достаточно силён для того, чтобы считать калмыков и бурят «нашими».
О предметах русской утвари – прялках, санях, прочем разном – и говорить нечего. Сохранение этого нужно по преимуществу. Мы сможем обойтись без шарманщика с обезьяной; мы можем быть нелюбопытны до забот сторукого Шивы или свирепого забавника Бег-Дзе; но мы не останемся народом без расписной дуги с колокольчиком. Не знаю, у кого как, но у меня лично есть в прошлом и дуга, и прялка. И веретено, которым удивительно ловко управлялась моя бабка Фёдора. И многое другое: наивное по исполнению, но изысканное по вложенному смыслу. Эх, Арина Родионовна, нас всех ещё недавно воспитывало «жужжанье твоего веретена», какие звуки пришли на смену ему?
В общем, если Форум меценатов вернёт это жужжание в живую ткань народного тела, то состоялся он не зря. И что-то заставляет думать, что есть на Руси люди, озабоченные здоровьем нации. Они покупают сани и ставни – осталось наладить их производство в промышленном масштабе. Они собирают советские наручные часы – осталось вернуть славу русской точной механике.
Они… пусть будут лично тщеславны, уважать мы их будем совсем не за это. И уж, конечно, не за те деньги, которые у них есть. Уважим их за то, что они думают об оправдании своей жизни ничтожной.
Евгений МАЛИКОВ
Прокомментировать>>>
Общая
Комментарии:
По прозвищу Полковник
Они сражались за Родину
По прозвищу Полковник
ПОБЕДИТЕЛИ
В ПОЕЗДЕ «МОСКВА–ВОЛГОГРАД»
Ю.И. Сироткину
До Волгограда путь не близкий.
Решаюсь ехать в феврале,
Чтобы увидеть обелиски
И поклониться той земле.
От привокзальных стройных башен
Отходит вовремя экспресс.
В купе – упитанный «ньюрашен»,
Я и майор из МЧС.
Достав «армянского» бутылку,
Майор спросил меня: «К отцу?
А я вот – к деду на могилку,
Советской армии бойцу!»
Хотел сказать, что не Советской,
А Красной армия звалась,
Но встрял «ньюрашен»: «Соловецкой
Была, ребята, ваша власть!»
Он хохотнул, но мы с майором
Не захотели хохотнуть…
Короче путь за разговором,
Но мы молчали целый путь.
Мне показалась мелкой ссора
Там, где бойцов косил свинец,
Где похоронен дед майора
И где был ранен мой отец…
О Юрии Ивановиче Сироткине впервые услышал ещё в 80-е, когда сам активно занимался спортом. Рассказывали о нём спортсмены и тренеры, военные и гражданские, студенты и преподаватели, едва знакомые и проработавшие с ним десятки лет, учившиеся у него мужеству и стойкости, жизнелюбию и благородству. И рассказывали всегда с какой-то откровенной радостью, искренним уважением и даже восхищением.
С тех пор загорелся мечтой познакомиться с этим человеком. Встреча произошла через тридцать лет.
В канун 60-летия Великой Победы на вечере ветеранов в одной военной организации увидел высокого седовласого полковника с «Золотой Звездой» Героя и множеством других боевых наград. Привлёк он моё внимание не только военной выправкой, подтянутостью, но и какой-то внутренней мощью, силой и уверенностью, открытостью и обаянием. Во всём – во взгляде, в улыбке, в манере говорить и двигаться – чувствовалась основательность человека, имеющего большой жизненный опыт и знающего себе цену.