Литературная Газета 6329 ( № 25 2011)
Шрифт:
Допущена и другая не менее ужасная ошибка: прокуратуру лишили надзора за следствием. Сохранён лишь надзор за дознанием, за оперативно-разыскной деятельностью. И полномочия прокурора по уголовным делам сводятся к утверждению обвинительного заключения.
– Но ведь тоже важная, ответственная функция?
– В том-то и беда. Поясню. Дела сейчас расследуются подолгу – и несколько месяцев, и полтора, и два года… Потом прокурору приносят то, что наработано, для утверждения обвинительного заключения. А до этого он понятия не имеет, что и как расследовалось. Реального, текущего надзора за делами теперь ведь нет. А изучить требуется, допустим, 50томов уголовного дела, срок же отводится ничтожный. Кроме того, нужно ещё прочитать
Поэтому и вынуждены прокуроры давать зелёный свет обвинению, даже не будучи уверенными, что поступают правильно. В результате у нас многие оказываются за решёткой, хотя их вина не доказана.
– У прокуроров, как известно, ещё отняли право арестовывать подозреваемых. Теперь это исключительное полномочие суда. Тоже ошибка?
– Конечно! И очень серьёзная. А потом ещё вышло решение Конституционного суда о том, что судьи, избирая меру пресечения, не имеют права вдаваться в доказанность вины… Судья не может себе позволить поинтересоваться, насколько весомы доводы стражей порядка. Доказательства вины – это, мол, сфера полномочий суда первой инстанции. И, арестовывая человека, судья смотрит только на формальные основания. Тем ли лицом вынесено постановление, согласовано ли во всех инстанциях и предусматривает ли вот эта самая статья, которая ему предъявлена, меру наказания свыше двух лет…
В то время как раньше прокурор, прежде чем арестовать, поставив «колотушку» – то есть свою печать, чаще всего допрашивал человека. И в результате нередко отказывал в аресте.
– Леонид Георгиевич, я верно понял? Вы считаете, что, с одной стороны, прокуратура сплошь и рядом не справляется с тем, к чему обязывает законодательство. В силу объективных и субъективных причин. А с другой – само законодательство, выдав прокуратуре усечённый набор полномочий, обусловливает её несостоятельность?
– Да, именно так. Необходимо расширить круг её функций и, значит, полномочий. Чтобы не была беззубой.
– Но вас и сейчас возмущает беспрецедентная коррумпированность прокуратуры. Что же будет, когда она ещё и зубастой станет?!
– Увы, эта болезнь приняла у нас в стране всеобщий, массовый характер. Сплошная коррупция. Сплошная власть денег. Включая и всю правоохранительную сферу, не только прокуратуру. Я вам могу сказать как адвокат, что взяточничеством промышляют и эмвэдэшники, и фээсбэшники, и налоговики, и таможенники, и борцы с наркоманией… А чему тут удивляться? Если тяжёлой болезнью поражено общество в целом, то есть весь организм, откуда в нём взяться здоровому органу?.. Той же болезнью
Сергей Пашин, член Независимого экспертно-правового совета, профессор НИУ «Высшая школа экономики», кандидат юридических наук, заслуженный юрист РФ:
«Под видом реформы проводится контрреформа»
– Прокуратура растеряла сейчас многие свои полномочия и многие возможности. Это связано главным образом с вычленением Следственного комитета и, кроме того, с утратой влияния на следствие вообще. Однако ни к чему хорошему это не привело. Скорее, наоборот…
– Сергей Анатольевич, но именно вы – как один из авторов концепции судебно-правовой реформы – долгие годы ратовали за то, чтобы предельно урезать полномочия прокуратуры. В одном из интервью нашей газете вы говорили, что с 1722года, когда появилось это ведомство, оно неизменно – от Петра до Сталина, от генсеков до президентов России – отличалось верноподданническим лакейством,
– Весь вопрос в том, чем это заменено. Следственный аппарат остался в МВД, остался в ФСБ, появился в Федеральной службе по контролю за оборотом наркотиков, и была создана такая же пирамидальная структура Следственного комитета. То есть следственные функции, отнятые у прокуратуры, перешли к органам, которые вписаны в вертикаль власти.
– Поясните, пожалуйста.
– Ну вот, скажем, Следственный комитет пронизывает все административно-территориальные единицы страны, он является органом централизованным, иерархизированным, действует из Москвы до самых до окраин. Трудноуправляемая структура и потому малоэффективная. Да и как-то не соответствует идее федеративного государства. Более того, этот орган военизированный. В прокуратуре хотя бы следователей называли юристами – 1-го класса, 2-го класса, советниками, а теперь их называют по-военному. Капитан юстиции в Следственном комитете! Такое вообще противопоказано. Военизация – это самое плохое, что может быть в следственных органах.
– Потому что главным становится не закон, а приказ начальника, командира?
– Естественно. Ну а в целом многие пороки, которые отличали прокуратуру, не перестали существовать, а просто пересажены.
– А какова структура следственных органов на просвещённом Западе?
– Да по-разному. Допустим, если государство имеет несколько полиций, то в каждой из них есть полицейские инвестигейторы – расследователи и дознаватели. Есть чиновники, скажем, Федерального бюро расследований. Они занимаются федеральными преступлениями, в том числе на территории штатов. В соответствии с чётко очерченной компетенцией. Мафия, терроризм, наркотрафик и прочее.
А местными делами, в том числе, кстати, и убийствами (если они не совершены на федеральном объекте), занимаются местные следственные органы. И отчитываются они не перед вышестоящими инстанциями, вплоть до столичных, а перед населением. То есть перед теми, кого напрямую затрагивают грабежи, насилие, убийства, взяточничество и так далее. А иначе говоря, перед избирателями, которым решать, кто у них будет, скажем, шерифом.
Вот и в России, я полагаю, необходимо было реформировать следствие по такому же принципу. Создав на местах свой следственный аппарат, не зависимый ни от каких вертикалей. Для этого надо внести поправки в Конституцию, поскольку сейчас уголовное законодательство находится в исключительном ведении Российской Федерации.
А у нас от одной пирамиды – следственного аппарата прокуратуры – отпочковалась другая – Следственный комитет. При этом прежние пирамиды – главным образом следственный аппарат МВД – остались нетронутыми. Как бы их там теперь ни называли, ни перетасовывали. Но по сути это всё то же самое.
– Вы сказали, обращаясь к опыту других стран с «несколькими полициями», что в этих силовых структурах нет своих следователей, а есть инвестигейторы…
– Именно. И у нас, я считаю, должен быть не просто самостоятельный, но единый СК. Что было прописано и в той самой концепции судебно-правовой реформы, в разработке которой я принимал участие. То есть нужно упразднить следственные аппараты в МВД, ФСБ и ФСКН. И право вести расследование по всем уголовным делам отдать Следственному комитету. Остальным органам вполне достаточно иметь оперативно-разыскные подразделения, может быть, ещё и право производить неотложные следственные действия в течение краткого срока (5–10суток) до передачи дела следователю. Однако повторю ещё раз: единство федерального СК не подразумевает вторжение в компетенцию местных следственных органов.