Литературная Газета 6347 (№ 46 2011)

Литературная Газета Литературка Газета

Теперь рассмотрим тупиковость российской цивилизации. Вопреки иллюзиям большевиков уничтожение института частной собственности привело не к торжеству социалистической идеи, а к полной и окончательной победе российской бюрократии над российской буржуазией. Получив полноту социальной власти из рук победившего пролетариата, советская бюрократия вынуждена была обеспечить такие социальные гарантии трудящимся, которые до сих пор недоступны даже самым развитым западным странам.

Но самым неприятным для российских либералов, брезгующих "совками", является тот факт, что на шкале социального прогресса бывшая Страна Советов стоит на ступеньку выше нынешнего постиндустриального общества. Аргументация в данном случае проста: там, где существует полная политическая централизация общества, там разделение властей становится не только

бессмысленным, но и вредным. На передний план выходит идеологическое содержание единой политически централизованной воли общества. То есть господство власти сменяется доминированием социального авторитета.

Для справки: в отличие от власти социальный авторитет - это такая общественная форма, в которой вся жизненно значимая информация циркулирует не только сверху вниз, но и снизу вверх. Это и есть подлинная демократия. Тупиковость советского этапа российской цивилизации заключалась в том, что, выйдя за пределы властных отношений, советская система оказалась в пространстве политического авторитаризма, который идеологическими методами, т.е. "от имени трудящихся", защищал всё ту же систему властных отношений.

Если обе цивилизации упёрлись в свой потолок, то это ещё не значит, что мировая история утратила возможность прогрессивного развития. Двигателем прогресса становится уже не система социальных институтов, а духовный потенциал многонациональной мировой культуры. И здесь великой русской культуре принадлежит далеко не последнее место. Судите сами: ещё в начале XX столетия Л. Толстой записал в своём дневнике: "Дело, предстоящее русскому народу, в том, чтобы развязать грех власти, который дошёл до него".

Величайшая задача нашего времени - не только "развязать грех власти", но и подняться выше политического авторитаризма. Эта задача - для российской социологической науки, для ответственной политической элиты, для всех добросовестных тружеников российской державы.

В заключение уточним поставленный ранее диагноз: современная Россия больна не просто либеральной идеологией, посткоммунистическая Россия больна затянувшимся холопством. Ибо либеральная идеология, восстанавливая экономический фундамент власти, узаконивает и традиционный российский бюрократизм, и вопиющее имущественное неравенство, и информационный диктат зарождающейся идеологической власти.

Молния для русского чуда

Молния для русского чуда

РАКУРС С ДИСКУРСОМ

Ещё до своего прилёта в Пермь, общаясь по телефону с устроителями проекта "Русские встречи", Александр Проханов сразу очертил круг собственных интересов: не только знаменитые пермские боги в художественной галерее, не только гельмановский Музей современного искусства и полпреды оного - насаженные по центру города деревянные красные человечки, но и (даже в первую очередь!) авиапром, производство, заводы. Однако здесь-то писателя поджидал анекдотический сюрприз. На том самом, славящемся авиапромом Пермском моторном заводе Александру Андреевичу дали от ворот поворот: мол, как же накануне выборов пустить Проханова?! Но не в пример местному страусиному авиапрому перед известным телевизионным полемистом широко распахнули ворота Мотовилихинских заводов, очевидно, ещё со времён Первой мировой смотрящих выпускаемыми пушками в завтра. В "Завтра"?

– Александр Андреевич, вы уже сами воочию убедились, что происходит на улицах и площадях Перми. На ваш взгляд, всё творящееся здесь - результат чьего-то недомыслия или следствие продуманного эксперимента?

– Не ошибусь, если скажу: уже три десятка лет идёт перекодировка русского советского сознания. В своё время об этом говорили Гайдар и Чубайс. В том смысле, что прежнее сознание депрессивно, убого и старомодно. Исключает возможность построения развитого капитализма, включения России в цивилизованные европейские государства. И вот по русскому советскому сознанию наносятся бесконечные удары. Нередко грубые и страшные, сносящие полчерепа. Иногда - изощрённые, вгоняющие в сознание людей утончённые яды, с помощью которых вымарываются и выкорчёвываются традиционные формы мышления и культурно-эстетического восприятия. И в этом смысле превращение Перми в столицу европейского

авангарда - всё равно что превращение дубравы в царство экзотических лишайников и мхов. Я смотрю на это не как на эксперимент и на игру, а как на сложнейшую психоделическую операцию, которую предпринимает даже не Москва и не Кремль, а вся либеральная господствующая элита. Но какое это имеет отношение к русскому будущему, замешанному на русской драме и трагедии, на русском вымирании? Нет, это - забавы, это - эстетика, это - дизайн, это - реминисценция, это - гнусный парафраз. Это лабораторная, салонная культура, рождённая в Москве, подсмотренная во время поездок наших художников на биеннале и трансформированная сюда, в беззащитную Пермь, где губернатор вдруг решил прослыть очень модным и современным. Я не думаю, что это правильно.

– Вы несёте крест редкого присутствия русского писателя на радио и телевидении. Ощущение, что Проханов всегда шагает в стан врага. Значит, вы просто ищете трибуну для того, чтобы лишний раз изложить свои взгляды?

– Моя главная коммуникация - это газета "Завтра". Я её не оставляю. В этом смысле я нахожусь в стане друзей. Что касается "Эха Москвы" и телеканалов, у них же огромный многомиллионный охват. И мне очень важно не отпускать эту коммуникацию. Вы правы: я иду туда без всякого компромисса. Если я прихожу на "Эхо" - в самое либеральное гнездо - и начинаю петь хвалу Иосифу Виссарионовичу, я не думаю, что это для либералов большой подарок. Наверное, они используют моё присутствие в студии в каких-то своих целях. Во-первых, это увеличение рейтинга, дополнительное привлечение слушателей. Во-вторых, вероятно, они хотят показать, что здесь работают люди полифонического мышления. Может, действуют охранительные инстинкты. Или они и вправду либералы?.. У Владимира Соловьёва я бываю уже довольно-таки много лет и, конечно, он человек другого мировоззрения. Впрочем, если вначале была какая-то взаимная насторожённость, то сейчас - такое амикошонство, запанибратство. Я могу пошутить во время передачи, когда он пристаёт ко мне со своими вопросами: "Да отстань - надоел!" И это ему нравится. Понятное дело, сами "Поединки", несущие в себе элемент шоу-бизнеса, построены так, чтобы быть зрелищными. Более того, они отчасти являются теми клапанами, через которые выходит общественное напряжение. В некотором смысле я рассматриваю "Поединки" как элементы гражданской войны. Я после этих передач выхожу изнурённый, израненный и каждую свою победу над очередным либералом, будь то Сванидзе или Ерофеев, стараюсь положить в копилку национального сопротивления. И не могу пропускать такого рода схватки, потому что и с моей стороны, и со стороны противников бушуют реальная ненависть и отрицание. Если бы у нас в руках было оружие, мы бы начали стрелять. Я отвечаю за себя, но я вижу и своих оппонентов. Я чувствую эти синие языки ненависти, которыми они меня облизывают[?]

– Если уж мы повели речь о языках, то как вы оцениваете то, что многоканальный мастер разговорного жанра Михаил Задорнов называет русский язык праматерью всех языков?

– Вообще-то Задорнов часто открывает рот, и я видел его язык - розовый, с лёгким налётом. И чтобы такой язык являлся праматерью всех языков?..

– Тогда поговорим о языке Проханова. Цитирую: "Из автомобиля вытекла огромная старуха, нарумяненная и набелённая, в розовом тюрбане, с живой совой на плече. Её ноги распухли от "слоновой болезни", телеса колыхались и хлюпали. Она напоминала огромный перезрелый гриб, пропитанный влагой, с почернелой губкой, в котором завелись мокрицы и сороконожки". Прямо-таки - брр! Это - из вашего романа "Теплоход "Иосиф Бродский". Часть его персонажей выступает под именами собственными, другую часть вы искусно камуфлируете, но они узнаваемы. Например, гадалка Толстова-Кац, или - прокурор Грустинов, или - спикер Госдумы Грязнов. Это форма своеобразного прохановского издевательства или вы хотите таким образом избежать судебных разборок?

– Я даже не знаю, как ответить на ваш вопрос, потому что по романам у меня никогда не было разборок. Но было несколько случаев у моих друзей. Мне кажется, это ещё связано с тем, что люди культуры, даже если они пребывают на разных полюсах, предпочитают сводить счёты друг с другом иным способом. Лучше замолчать этот роман, чем раздувать скандал против того, что я там изобразил Татьяну Толстую, да ещё и Кац прилепил через дефис к её фамилии. И они это делали. После "Господина Гексогена" мои последующие работы во многом замалчиваются, о чём я, кстати, не очень сожалею. Важно, чтобы они продавались.