Литературная Газета 6347 (№ 46 2011)
Шрифт:
Правда, Закия и раньше-то не была тихоней. Но с возрастом её характер становится день ото дня суровее. Прежде Галим, будучи в мужской силе, прикрикнет, бывало, на жену разок, и та хоть ненадолго, но замолкала, подчинялась мужу-то. Закия, не зная, как приструнить расшалившегося Гумара, не раз стращала его отцовским гневом, от слов "Папа ругаться будет!" сын становился как шёлковый. А когда Гумар вырос и уехал из деревни, Закия как-то вдруг и сразу стала единовластной хозяйкой в доме. Острый на язык сосед Джавит абзы, выйдя на пенсию и законно обретя звание "старикан", беседуя как-то раз на завалинке, сказал фразу, в мудрости которой удостоверился теперь и Галим:
–
Когда Галим с Закиёй остались одни, старуха начала вскипать по поводу и без, только и выискивала, в чём бы ещё обвинить Галима. И куда подевались прежние ласковые подколки: "А суп-то у тебя солоноват, а чай-то твой слишком горяч, уж не любовь ли тут, часом, замешана?" Боже упаси от её теперешнего характера: такого наговорит, что всю оставшуюся жизнь будешь отмываться.
Галим очень уважительно относится к Джавит абзы, но после одной стычки никак не может простить ему обидные слова в свой адрес. Короче, галимовские куры, "положив глаз" на джавитовского петуха, что ни день убегали к нему на свидания и яйца тоже начали класть "за кордоном", вот из-за этого и разгорелась между соседями ссора. Галим, в общем-то, не собирался мелочиться. Но, послушавшись Закию, упрекнул Джавита абзы в присвоении чужих яичек. Слово за слово, жезлом по столу, дошли до того, что сосед нанёс ему немыслимую рану:
– Чем курам под гузку заглядывать, тебе надо было за своей ненаглядной Закиёй получше присматривать. Ты до сих пор думаешь, что своего ребёнка на ноги поставил? Разуй глаза-то: Гумар ваш - вылитый шабашник Хайдар! Не зря говорят, что яблоко от яблони недалеко падает. В своё время отец Хайдара ушёл из семьи, оставив ребёнка на попечение матери, вот и он теперь пошёл по отцовским стопам. Да и Гумар тех же кровей, как я погляжу. Который год уже колотится лбом то в одну стену, то в другую и ни одной не прошиб[?]
Неделю Галим ни с кем не разговаривал. Бабка Закия не знала, что и думать, на кого погрешить: "Подменили, что ли, деда-то?"
В ушах целыми днями слоняющегося по двору Галима звенели слова Джавита абзы: "Сын шабашника Хайдара!" Галим никогда не испытывал на себе томных женских взглядов, не был предметом их обожания ни в подростковом возрасте, ни в зрелом. Переваливший за "тридцатник", ничего, кроме нескончаемой работы, не познавший в этой жизни Галим лишь с подачи матери женился на Закие, на лбу которой к тому времени уже успело проступить несмываемое, казалось бы, тавро "старая дева". Правда, по деревне шёл слушок, что Закия неспроста засиделась в девках-то, мол, она ждёт своего возлюбленного Хайдара, только вот шабашествующий рыцарь почему-то не спешит вскочить на белого коня, чтобы предстать "пред светлы очи ея". Прожившая всю жизнь с кротким и безропотным, как телёнок, мужем, мать Галима не стала обращать внимания на сплетни да пересуды - женила сына на Закие.
Скупа на любовь оказалась Закия. Да и Галим особо не баловал в этом плане жену. Может, из-за этого Закия, родив Гумара, больше не захотела рожать, а может, здоровье ей не позволило? Галим вопрос о наследниках ребром не ставил. Так и остался Гумар единственным ребёнком в семье.
– С чего это мой сын, которого я вырастил и воспитал, оказался вдруг хайдаровским?
– Галим сжал кулаки.
– Закия, хвала Аллаху, честная женщина и верная жена, ни
До чего довела бы Галима свистопляска обжигающих мыслей, страшно даже представить, но в конце этой непростой для их семьи недели в деревню приехал Гумар. Всматриваясь в сухощавое, чуть выше среднего роста тело, в удлинённую лопоухую физиономию с внимательным взглядом зеленоватых глаз из-под густых бровей, в пару крупных заячьих резцов, издалека слепящих своими солнечными собратьями встречный люд, Галим пытался найти в сыне схожие с ним самим в юности черты или хотя бы чёрточки. Едва переступив порог родного дома, Гумар, обезоруживающе улыбаясь, приветственно протянул отцу обе руки:
– Здравствуй, папа!
– и в ту же секунду жалящий рой чёрных мыслей куда-то улетел из отцовской головы, а вернее, улетучился[?]
Но когда Хайдар, устав скитаться по чужим краям, на старости лет вернулся в родной аул, в памяти Галима всплыли и слова Джавита абзы, и причинённая этими словами обида. Встретив на улице Хайдара, он снова и снова изводил себя, мысленно сопоставляя престарелого шабашника с образом сына. Вот он опять идёт по их улице. Прежде выделяющийся в толпе односельчан своим высоким ростом, почти на голову выше остальных, Хайдар теперь стал значительно ниже, тянет, видать, к себе земля-то. И голова уже не столь гордо запрокинута, мол, посмотрите, кто перед вами, а взгляд всё больше под ногами шарит, будто чего-то там выискивает. Подёрнутые серебром волосы по-прежнему густы, но спутаны в невообразимый клубок на затылке, спереди же безобразными сальными сосульками спадают на глаза. Худые плечи обвисли, будто на них давит тяжеленный груз, из-за чего Хайдар кажется инвалидом-горбуном. Лицо изборождено глубокими морщинами, наполовину седые усы печально поникли[?] Нет, нисколько не похож этот старец на его пышущего здоровьем сына! С каждым днём всё больше убеждаясь в том, что Гумар - его родной сын, Галим в конце концов окончательно успокоился. Шабашник Хайдар вызывал теперь в нём только жалость и сострадание. Сменив столько городов в поисках лучшей доли, так ничем и не разжился бедолага. Однажды Галим собственными ушами слышал, как Хайдар возле магазина сетовал на жизнь местной шатии-братии:
– Хорошо, что у меня кровь особенная. Редкой группы. Когда деньги кончаются, я подрабатываю сдачей крови[?]
– Эй, дед, оглох, что ли, кому я говорю-то, стенам? Кажется, к нам кто-то стучится[?] - кричит на старика Закия, приподняв голову над снежным холмом двойной подушки.
Дед Галим бежит за дверь в одной рубашке.
– Это ветер стучит, - говорит он, вернувшись.
Он озабоченно смотрит на жену: у неё же сегодня сердце внезапно прихватило. То ли продуло её, пока стояла на улице в ожидании Гумара, то ли из-за бурана давление резко подскочило, в чём причина - непонятно. С самого утра с кровати не встаёт.
– Кажется, Гумар приехал, - опять, приподнявшись над подушками, говорит Закия.
И вправду, слышен стук в дверь. Закия - и откуда только сил взяла?
– садится на койку и поправляет платок. В дверном проёме - Мансур, сын соседа Джавита абзы. Жестом подозвав хозяина, он говорит, медленно цедя слова сквозь замёрзшие губы, чтобы, не дай бог, не услышала бабка Закия:
– Галим абзы, Гумар перевернулся.
– Ох!
– коротко выдохнула Закия. Как она расслышала этот шёпот, непонятно.
– Он жив?