Литературная Газета 6422 ( № 28 2013)
Шрифт:
Каин по-прежнему жив и здравствует.
Только не надо просить прощения.
Я с каждым днём становлюсь отчаянней.
[?]Хочешь, я стану твоим Авелем?
Это – гарантия невозвращения.
* * *
Кто-то сверху от скуки пинает зелёный глобус.
Нас опять разбросало по городам.
Как
мы заходим в Ла Скала, Прадо и Нотр-Дам.
Кто-то, глядя на нас, сердечные пьёт таблетки,
кто пытается руки отмыть от сажи.
Не тверди мне о том, что видимся очень редко,
слишком часто – раз в год или реже даже.
Там, где рвётся, там, знаешь, бывает тонко,
тишину рвёт на части неловкий смех:
– Назови в честь меня своего ребёнка.
Обещаю, он будет счастливей всех.
* * *
Говорят, где-то есть на Земле те,
чьи сердца ещё не приучены к пустоте.
Кто умеет подставить плечо и не плюнуть в спину,
Подобрать на шумном проспекте больного щенка.
Говорят, у них не дрожит рука
на курке, взведённом наполовину.
Говорят, что только пока.
Мы слыхали о них не раз.
Мы читаем о них в утренних газетах.
Говорят, в глубине их глаз
мы найдём всё то, что покроет наш недостаток света.
Говорят, что таких людей называют «поэты».
Только их никогда не видел никто из нас.
Сергей ЕРОМИРЦЕВ
Родился в 1971 г. в Ленинграде, окончил среднюю школу, служил в Советской армии, работает плотником. Живёт в Санкт-Петербурге.
«Не стыдно перед дедом и отцом»
* * *
Дом слышал всё: вечернюю молитву
И голос хриплый пьяного отца –
Дрожащего, с притуплённою бритвой,
Не видящего в зеркале лица.
Он слышал шёпот ветра в тополях
И на реке предутренние всплески,
Надсадный
В тяжёлой паутине занавески.
Дом жизнь хранил. Потрёпанный годами,
Глаза больные ставнями прикрыв,
Он мир непрочный подпирал руками,
Фундамент в землю русскую зарыв.
Наглела мышь, сверлила половицы,
И галки поселились на трубе.
Давненько не варили чечевицы
В покинутой потомками избе.
Дом позабыл весёлый голос мамин –
В её кровати дремлет тишина.
Он незаметно стал воспоминаньем,
Обрывком недосмотренного сна.
Но он всё ждал, подслеповато щурясь,
И зарастал щетиной сорняков.
А новостройки, нагловато хмурясь,
Совсем не замечали стариков.
И я, как он, – заброшенный, бесхозный,
Не раз судьбою битый наповал –
Его по тайным знакам узнавал,
И радовался, что пришёл не поздно.
И вот уже подстрижен и подлатан,
Расправив плечи, вновь хорош собой,
Дом, прикурив от головни заката,
Дымит нещадно новенькой трубой.
Не стыдно перед дедом и отцом –
Ухожен двор и перекрыта крыша.
Приблудный кот царапает крыльцо…
Живёт мой дом! И всё, как прежде, слышит!
* * *
Звонила осень. Признаюсь, не ждал.
Был за мгновенье мир переиначен.
Я потерял надежду на удачу
И потому забвения искал
И ёжился. И, согревая руки,
Дышал на них. Дышал и не согрел.
И всё зевал от холода и скуки,
А вечер постепенно догорел,
Потух и задушил в объятьях солнце,
Убил огонь и угли затоптал...
Я пялился на переплёт оконца,
Дрожал и думал: как же я устал!