Литературная Газета 6461 ( № 18 2014)
Шрифт:
– Юрий Борисович, а как же во время налётов, в 41-м, там где-то было бомбоубежище?
Смотрит на меня спокойными, чуть усталыми глазами (в 70-е годы пришло же кому-то в голову задвинуть его на ночные выпуски «Маяка»):
– Понимаете, в то время когда Москву начали бомбить, мы вещали из студии на Центральном телеграфе. Если фашистские бомбардировщики прорывались к Москве, у нас на пульте загоралась красная лампочка. Мы делали паузу, звонили диспетчеру, чтобы он отключил города, и уже только для Москвы объявляли: «Граждане, воздушная тревога, граждане, воздушная тревога!» Потом снова включались города, и мы продолжали передачу из той же студии.
Известно, что маршал Рокоссовский говорил: голос Левитана равен по силе целой дивизии. А Гитлер объявил его врагом номер один и обещал повесить, как только ворвётся в Москву.
Поистине, он создавал образ государства, от имени которого ежедневно вещал . В его голосе слышались сила, мощь, уверенность и – сдержанная боль мужественного человека: это тогда, когда доводилось сообщать об оставленных врагу городах.
Представляю, что было бы, если, не дай бог, кому-то из нынешних доверили читать такие материалы. Они и сейчас-то, «на ровном месте», орут так, что в ушах звенит.
В жизни был Юрий Борисович человеком скромности необычайной. Подходит как-то ко мне мой приятель, с недавних пор работавший на Всесоюзном радио: «Слушай, не знаю, как быть. Левитан принимает меня за кого-то другого, встретит в коридоре – и каждый раз здоровается». – «А ты до этого где-то с ним виделся?». – «Да нет[?] Вот только раз на совещании у Лапина. Но ведь там много народу всякого было». – «Ну, вот, а он тебя запомнил и считает своим долгом поприветствовать».
Представляю, что сказал бы мне Юрбор сейчас: «Да вы что, Алексей, какой ещё памятник!»
Вообще мне видится, что это должен быть бюст. Бюст человека, который читает эпохальное: «Великая Отечественная война, которую вёл советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершилась!» Казалось бы, самое удачное место – площадка на Тверской улице перед Центральным телеграфом. Но… в студии на телеграфе Юрий Борисович читал заявление правительства о начале войны. А вот о подписании акта капитуляции он возвестил в два часа утра 9 мая из студии Радиокомитета на Путинках. Находится этот переулочек за кинотеатром «Россия». И там же – Агентство по делам печати и массовым коммуникациям, перед ним небольшой скверик. Может быть, это и есть самое удачное место для того, чтобы воздвигнуть памятник великому диктору.
К столетию со дня рождения Левитана – 2 октября 2014 года – можно успеть только решение вынести. А вот сам бюст – как было бы здорово, если бы и ветераны, и молодёжь увидели его в день 70-летия Победы, 9 мая 2015 года.
Теги: Юрий Левитан
Секретарь исчезает...
"Бессмертная шеренга" Политбюро три раза в год приветствовала нас с трибуны Мавзолея. Все они - управленцы высокой пробы, у каждого свой стиль, своя судьба. На ТВЦ вышла премьера документального фильма «Виктор Гришин. Удар властью». Особые приметы Гришина: улыбчивый, приветливый, невысокий. Москвич. Вот и заинтересовался его судьбой московский телеканал. Это Гришин ежедневно объезжал уникальные столичные объекты, которые в те годы возводили не только югославы и чехи, но и наши соотечественники. Строители запомнили его рукопожатие, его придирчивый взгляд. И, хотя телевизионщики пересказывают старый анекдот про безликие кварталы «брежневок», спальные районы новостроек при Гришине нередко превращались в интересные архитектурные ансамбли. А стоила однокомнатная кооперативная квартира, как тогда казалось, бешеные деньги. Две-три годичных зарплаты рабочего! Современному рабочему на такую квартиру придётся вкалывать лет пятьдесят – да ещё и предприятие развалится, банк рухнет, а стройку заморозят... «Неприятный человек, холёный, высокомерный, недоступный», – говорит следователь Владимир Калиниченко. А Владимир Ресин запомнил Гришина другим: энергичным и сердечным. Впрочем, оба они не входили в ближний круг персека МГК КПСС.
Во многих проектах ТВЦ, связанных с историей СССР, заметна установка на сплетню. Можно было бы воспользоваться музыкальным эпиграфом из Высоцкого: «А беззубые старухи их разносят по умам...» Вот нам сообщают, что Шостакович написал оперетту «Черёмушки» про гришинские новостройки и наш герой самолично редактировал либретто. Но Шостакович написал эту музкомедию в 1958-м, и фильм тоже вышел ещё при Хрущёве.
О скандалах, которые омрачили последние годы гришинского пребывания на Старой площади, рассказано без фактологии. Никто не рассказал о спорах в Политбюро, когда Гришин отстаивал свою точку зрения, шёл против более влиятельных товарищей. Такое бывало. Особенно – когда речь шла о транспорте и строительстве: о тех проблемах, в которых Гришин разбирался профессионально. Кстати, при Гришине в метро в часы пик составы прибывали с интервалом в 20 секунд. И никто не мог помыслить об импортных вагонах...
А потом началась борьба «за брежневское наследство», а после Горбачёв пытался трактовать брежневское время как застойное и даже преступное. И Гришину отвели роль одного из «крёстных отцов» кремлёвской мафии. Об уровне коррупции в СССР можно судить по такому факту: сколько выпущено самолётов, ракет, танков в те годы? И сколько потомков Гришина, Суслова, Косыгина мы видим в форбсовском списке миллиардеров? Гришин был первым, кого вождь перестройки выгнал из политики. Трибуны отставнику не давали, отбить наветы он не мог – и потому взялся за мемуары.
В фильме «Удар властью» клевету вроде бы опровергают, но «сенсационный» стиль повествования не предполагает предметного разговора. В роли главного комментатора выступил Сергей Станкевич – политик бесславного времени, а по научной специальности – знаток истории США. Через пять лет после отставки Гришина Станкевич ненадолго войдёт в пятёрку наиболее влиятельных московских аппаратчиков – правда, не по партийной линии, а в Моссовете. До сих пор москвичи с ужасом вспоминают месяцы правления Попова и Станкевича... А Олимпиада-80, реальным организатором которой был Гришин, всё ещё вызывает ностальгию. Нам пересказывают сплетни – их тут же опровергают, но осадок-то остаётся. А герой исчезает, секретарь исчезает. Суть выветривается.