Литературная Газета 6474 ( № 31 2014)
Шрифт:
И тут же обожгла мысль о Насте: а с ней что? Почему не звонит? Третью неделю её мобильник не подавал признаков жизни. Решила прекратить отношения? Но разве нельзя остаться друзьями? Он звонил ей и по городскому на съёмную квартиру, где она жила со своей муромской землячкой, но и этот телефон молчал. Наконец там сняли трубку. Низкий голос с хрипотцой, не понять – то ли мужской, то ли женский, объяснил: девушки съехали. Куда? Не сказали. Одна замуж выскочила за какого-то вдовца, другая в актрисы подалась. Этой вроде бы в общежитии койку дали.
– А вы-то кто им будете? – поинтересовался голос.
– Просто друг.
– Ну, раз просто, значит – никто, – сердито прозвучало
Он узнал телефон общежития. Позвонил на вахту, назвал фамилию. Да, такая значится, но не живёт. Уехала. Куда? И надолго ли?
– Вы что, думаете, они нам докладывают?.. Может, на съёмки, может, в турпоездку с каким-нибудь пожилым спонсором, – тут в трубке раздался весёлый смешок. – Так что опоздали, молодой человек!
В разговоре со Стасом Климко, снявшим Настю в своих прошлогодних «Призраках...», осторожно пытался выяснить, не вовлёк ли он её в очередные съёмки. Нет, не вовлёк. Но как-то был в училище на студенческом спектакле по Чехову, там была занята Настя. Её монолог «Я Чайка» прошёл на аплодисменты.
– Очень органична… Вписалась в характер… А почему тебя не пригласила?
– Видимо, не дозвонилась.
Влад пытался убедить себя: всё кончено, сюжет завершён. Это он год назад рекомендовал Стасу включить её в съёмочную группу «Призраков...». А теперь он Насте не нужен. У неё своя, отдельная от него, жизнь, а то, что с ними прошлым летом случилось, вскоре станет только воспоминанием. С годами тускнеющим. В конце концов его вытеснят другие события. У талантливой Насти её киношно-театральная карьера наверняка будет похожа на праздничный фейерверк – в его свете Степницкий сольётся с аплодирующей толпой. Он почти убедил себя в этом, а ещё в том, что и ему, Владу Степницкому, уже не очень-то нужна эта беспокойная девчонка, лукавая врунья, случайно к нему прикипевшая.
Ведь если бы ей (или ему) достался билет на другое место, и они не оказались бы рядом, локоть к локтю, и автобус «Москва–Муром» не попал бы в грозу, испугавшую Настю (заставив её рассказать горестную историю своей недолгой работы официанткой в одном московском кафе) , и не застрял бы в пробке у перекрёстка, где случилась авария, и не пришлось бы им под дождём пешком топать до автобусной остановки, а потом ехать в ближайшую деревню и ночевать в доме Настиных родителей, на террасе, под неумолчный лепет тополиной листвы, сквозь которую проблёскивали июльские звёзды, – ничего бы не было!.. Ни коротких свиданий, ни удачной съёмки в фильме Стаса Климко, ни театрального училища, ни ощущения, что он, Влад, творит чью-то судьбу. И они оба даже не знали бы о существовании друг друга...
Так уговаривал он себя. Но тревога не отпускала: где она? Почему молчит?
Скрежетали по наледям скребки таджиков-дворников. На мраморных ступенях офиса, где работали сердобольные защитницы бездомных животных, толпились ленивые всклокоченные псы в ожидании привычной в это время горячей пиццы из соседнего Макдоналдса. Голубело небо над старыми крышами, и золотилась над ними маковка церкви.
Миновав скопище автомобилей, Степницкий поднимался по редакционным ступеням, когда снова зазвучал его мобильник. Нет, это не жена. И не Настя. Это юрист Сидякин. Бывший разработчик еженедельника «Писатель и жизнь», по командировочным отчётам которого в прошлые годы лучшие перья этого издания писали громоподобные судебные очерки.
– Статья моя вышла. Вам привезти журнал?
Сидякин последние годы сотрудничал с «Сельскими далями».
– Не надо, я сегодня зайду к ним, возьму. Какие-то ещё новости по Ивантееву
– Есть.
– Я у дверей редакции. Поднимусь к себе и перезвоню, ладно?
В тесном «чуланчике» Степницкого пахло пылью и старыми газетами, тяжёлой кипой лежавшими на подоконнике. В узком, похожем на бойницу окне видны были проржавевшие крыши Сретенки с дотаивавшими на их карнизах сугробами, превратившимися в сползающие смертоносные глыбы. Влад вспомнил, что каких-то четверть часа назад он чуть было не стал мишенью для такой ледяной бомбы, разорвавшейся у его ног на мелкие осколки, и – содрогнулся. И тут же засмеялся своему опоздавшему испугу. «Не-ет, смерть нас пока подождёт», – пробормотал он любимое своё присловье и набрал номер Сидякина.
– Чем порадуете, Егор Савельевич?
– Начать со скучного? Или – с весёлого?
– Со скучного.
Педантичный Сидякин, оказывается, ещё раз полистал увесистую пачку документов, переданных ему настырным пресс-секретарём богача Ивантеева, ставшего недавно кандидатом в думские депутаты. И окончательно убедился в их бесполезности: это были набитые цифирью справки об успехах предприятий Ликинского района, тех, чьими контрольными пакетами акций владел Валерий Власович. Судя по аляповатой небрежности справок, не выправленным опечаткам и странным, скорее всего, взятым с потолка цифрам, это была фальшивка, изготовленная наспех, для газетчиков, согласившихся освещать его избирательную кампанию.
В эту кампанию приглашал Ивантеев и Степницкого. За весомое вознаграждение. Отлично зная, что тот со своим юристом Сидякиным ведёт расследование его, ивантеевского, безобразия: прошлой зимой в деревне Цаплино, того самого Ликинского района, Ивантеев в пьяном угаре на снегоходе сбил подростка-лыжника. Мальчишка стал калекой. Уголовное дело, разумеется, замяли, и Валерий Власович, получив информацию о том, что этой историей всерьёз заинтересовался журналист Степницкий, решил обезвредить его вот таким заманчивым предложением. От которого Влад тут же отказался.
А нескучное Сидякин привёз из Пензы, куда ездил от журнала «Сельские дали» в командировку. Заодно побывал в родном селе кандидата Ивантеева и, пообщавшись с его дальними и близкими родственниками, узнал: там вместо ликвидированного колхоза имени Ленина несколько лет назад возникло пять фермерских хозяйств. Но они как-то очень уж быстро разорились. Выжило одно, принадлежащее ивантеевскому семейству.
И вот теперь каждую весну Валерий Власович приезжает дня на два в родные края, оповещает местных газетчиков и тележурналистов, забирается в кабину трактора и, орудуя рычагами, под организованные аплодисменты односельчан и жужжание телекамер, открывает посевную кампанию… Такой вот пропагандистский ход!.. За этой ширмой на самом деле происходило то, о чём в первые годы фермерского движения жители села без конца писали в Пензу и даже в Москву – жаловались: именно он, Ивантеев, пользуясь минсельхозовскими связями, разоряет своих соперников, удушая их непомерными процентами на взятые кредиты. Сам же исхитряется пользоваться кредитами беспроцентными (в районном отделении банка у него была зазноба, всё это умело оформлявшая).
В конце концов разорённые смирились. Кто-то уехал в другие края, кто-то пошёл к Ивантееву работать – механизаторами или бригадирами, и его разросшееся фермерское хозяйство стало походить на прежний колхоз. Руководство хозяйства расположилось в том же типовом двухэтажном здании, где в прежние годы было правление колхоза имени Ленина. Когда готовили новую вывеску, хотели было лишь поменять слово «колхоз» на «фермерское хозяйство», но по совету районных властей всё-таки назвали «Акционерным обществом».