Литературная Газета 6481 ( № 39 2014)
Шрифт:
не бывает искренних голосов:
голоса гарантируют общий успех.
Можно спать, можно, проснувшись, решить,
что тебе важно: разведка? бой?
А потом остаться в квартире и жить,
пока не поймёшь, что уже седой.
Вникни, это зовётся здесь – жизнь,
хотя, если хватит её мне на пару строк,
я всмотрюсь туда, в ясную высь,
но про это ты сам всё знаешь, Бог.
Теги: Литература Грузии
Пьяные
Анна ЛОБОВА-КУБЕЦОВА
Родилась в Гори. Окончила филфак Тбилисского государственного университета. Аспирант кафедры славистики философского факультета Карлова университета в Праге. Лауреат международного поэтического турнира "Стихоборье" (2009). Лауреат конкурса молодых русскоязычных литераторов Грузии (2011) в номинации «Поэзия».
* * *
Вот в небе - как овечки – облака,
а на холмах – как облака – овечки.
Лохматая папаха пастуха,
пёс, как папаха, лошадь без уздечки,
безуздный вдоль дороги первоцвет,
вся в лужах зацветающих дорога...
Пастух молчит. Дороге много лет.
И времени так много, много, много.
* * *
Февраль припудрит меленьким снежком
глубокие морщины переулков,
по ним с утра, опасливо, шажком,
пойдут старушки – в магазин.
Под гулкой ступая аркой, принесут домой
лаваш и кофе, молока для кошек,
которым скажут, белой головой
качая, – как все феврали похожи.
* * *
Декабрь уж наступил.
Соседи зажигают –
подрагивает зеркало трюмо.
Вот крыша со стропил,
и птицы – тают, тают –
на север, где глобальное тепло.
Предлинно – журавли,
не вышибить их клином
занозы минусов из декабря.
Им, может, помоги
в безумьи журавлином
куда-то долететь.
Не зря. Не зря.
* * *
Солнце дозрело.
Тяжёлое, падает вниз,
лопнув декантером, брызжет вином,
виноградом
льётся по склонам холмов,
вырывается из
тёмных ущелий латунной листвой,
водопадом,
стадом коров, волочащих
по жёлтой траве
длинные тени – скорее, пока не запели
вдруг на холмах пастухи,
как один человек,
пьяные солнцем и этим бушующим
ртвели*.
_______________
* Ртвели (груз.) –
* * *
Покой многополосных трасс,
льняной неон бензоколонок –
ночами стерегите нас,
ночами этот мир так тонок,
что рвётся, и не заглянуть
в прореху невозможно. Милый,
мы дышим несколько минут,
всё остальное – иней, иней
на тонких ветках, белый ил,
занёсший призрачное русло
реки, которой позабыл
простое имя. Что ты, грустно
не будет, если за ночь снег
неспешно обновит настройки –
без нас ли, с нами – будет смех
и след от санок, тонкий, тонкий...
Теги: Литература Грузии
Яблоки
Фото: Олег ЧУГУНИХИН
В сенях пахло яблоками и ещё чем-то родным, не имеющим точного слова. Полумрак вычертил резиновые сапоги, плетёные корзины, покрытые пылью банки на полках, старый холодильник, груду ватников и старых курток, сваленных в одну кучу. Глеб втянул ноздрями этот знакомый воздух и ощутил лёгкую тревогу: чего-то не хватало. С этой занозой вошёл в дом.
Тесть сидел за столом и чистил рыбу. На подоконниках дозревала антоновка, и этот яблочно-рыбный дух свёл скулы и наполнил рот голодной слюной.
– Здравствуй, дядь Коль, – сказал Глеб.
Тесть не обернулся, только стряхнул налипшую к ножу чешую.
– Я заночую?
– Ночуй.
Тесть положил нож на край стола. Обернулся.
Мужчины очень внимательно глядели друг на друга, выедая утаённое, не произнесённое вслух. Дёрнула хвостом изодранная рыба, и от этого судорожного движения качнулся мир.
– Чего встал?.. Проходи.
Глеб тяжело, устало разделся, долго путался в намокших шнурках, наконец выпрямился, но не во весь рост, с грузом на покатых плечах. Огляделся. Попробовал узнать дом.
Привычные вещи не опознавали Глеба. Кровать, тумбочка, шкаф, гипсовый бюст Ленина на комоде – всё настороженное, забывшее прикосновение его рук. Пропала фотография, где он с женой и сыном на фоне теплицы, – пустое место на стене. Только защитившийся от пыли квадрат (тридцать на сорок) мозолил глаза.
– Вещи твои на веранде. Нинка сложила перед отъездом.
– Где она?
– В городе.
– Я знаю, где именно?
Старик замялся, но выдавил нехотя:
– У Сажина.