Литературная матрица: учебник, написанный писателями. ХIХ век
Шрифт:
Где выход?
Отвергнуть не отдельных людей, не буржуев или чернь, не либералов или патриотов, не нацию и не класс – оставить Землю. «Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету…» Это Чацкий. «Город покинул меня сам. Я еще не уехал из Бувиля, а меня в Бувиле уже нет…» Это Рокантен. Сартр – не Рокантен, но своего героя он понимает. Отвержение мира целиком. «Карету мне, карету!» Гончаров прав: сплин и фатализм Онегина и Печорина – детский лепет рядом с отчаянием Чацкого.
Норма и Тошнота. Человеческий лад и мучения отщепенца.
Остальные – нормальны. Нор-маль-ны…
Нет ничего более лицемерного, чем среднестатистическое сочинение школьника о том, что Фамусов – зло, Скалозуб – зло, Молчалин – зло и даже Софья – зло, а Чацким следует восхищаться. Притом что весь окружающий мир полон именно нормальных Фамусовых, Молчалиных и Скалозубов. Софья – вообще редкостно мила.
Нахваливать асоциального безумца Чацкого – это и есть торжествующая фальшь, которую Чацкий обличал!
Но
Если следует «уничтожить реальность» и «убить всех людей» – Чацкий прав. Если важны «общество, семья и достаток» – он просто панк.
Что представляет собой антагонист главного героя – карьерист Алексей Степанович Молчалин, секретарь Фамусова, живущий у него в доме? Молчалин признается: «Мне завещал отец: / Во-первых, угождать всем людям без изъятья – / Хозяину, где доведется жить, / Начальнику, с кем буду я служить, / Слуге его, который чистит платья, / Швейцару, дворнику, для избежанья зла, / Собаке дворника, чтоб ласкова была». Наука житейской мудрости. Делай всем добро, пускай показное, но делай неустанно. Смесь индуизма и Карнеги. Этот тверской нищеброд Молчалин хоть и вздыхает: «В мои лета не должно сметь / Свое суждение иметь», но открыто декларирует цельное мировоззрение, социально более зрелое, чем невротические монологи аристократа Чацкого (между прочим, иллюстрация к отношениям Чацкого с «простым народом» – сначала, требуя карету, он говорит кучеру: «Пошел, ищи», затем, когда кучер карету обнаружил, «выталкивает его вон»). Осведомленности о влиятельных людях, то есть компетентности, у Молчалина поболее (он заботится о собеседнике: «К Татьяне Юрьевне хоть раз бы съездить вам», но получает тупой ответ: «Я езжу к женщинам, да только не за этим»). Несомненно, Молчалин – подл. Он – воплощение чиновного ничтожества и при этом идеальный работник для всякой корпорации, стремящейся к эффективности. А еще Молчалин – это живой человек и заложник «барышни». Он не хочет жениться на Софье, раздумывает: «Да что? открыть ли душу?» – признается Лизе в своих ночных посиделках с Софьей: «Готовлюсь нежным быть, а свижусь – и простыну». У меня он, бедняга, вызывает даже жалость.
Что – Фамусов? Уютный домосед и мирный охранитель. Это более успешный, благодаря происхождению своему, Молчалин. Фамусову, вдовцу, важно выдать любимую дочку за подходящего человека, состоятельного и надежного: «Что за комиссия, Создатель, / Быть взрослой дочери отцом!» Иронично-благосклонный, он кокетливо затыкает уши, когда гость, едва заявившись, включает свои тирады. «Просил я помолчать, не велика услуга», – сокрушается Фамусов, поскольку Чацкий не затыкается и при Скалозубе. Притом Фамусов, по-отечески журя Чацкого, пытается похвалить его перед другим гостем: «…он малый с головой, / И славно пишет, переводит. / Нельзя не пожалеть, что с эдаким умом…» Чацкий перебивает: «Нельзя ли пожалеть об ком-нибудь другом? / И похвалы мне ваши досаждают». Совет Фамусова взбалмошному жениху прост: «Сказал бы я, во-первых: не блажи, / Именьем, брат, не управляй оплошно, / А, главное, поди-тка послужи». Коронная история Фамусова (о том, как его покойный дядя-вельможа упал при монаршем дворе: «Старик заохал, голос хрипкой; / Был высочайшею пожалован улыбкой», «упал вдругорядь – уж нарочно, / А хохот пуще, он и в третий так же точно») – типичная номенклатурная хохма, напоминает байку про Никиту Хрущева, который будто бы изображал перед Сталиным голубя: расхаживал, воркуя. Фамусов при всем его показном невежестве (нелюбовь к книжкам) и оправдании чванства и угодничества – фигура трогательная (не сомневаюсь, что именно таким его мог сыграть артист Евгений Леонов).
Что – Скалозуб? Вояка. Слегка контуженный. Метит в генералы. Он явно доволен своей диковатостью и ее лелеет. Тип стилистически узнаваемый по недавним деятелям при погонах (генерал Лебедь). «Как вам доводится Настасья Николавна?» – «Мы с нею вместе не служили».
Что – Софья? Искренне влюблена в простого мальчишку, падает в обморок, увидев, как тот слетел с лошади, наедине с ним трепещет платонически. Она с легкостью отказывается от «выигрышного» жениха (разговор о Скалозубе). В чем ее вина? В том, что она не замечает притворства Молчалина? По-моему, довольно обычное для юной девицы умение обманывать себя саму. В том, что распускает слух о безумии Чацкого? По-моему, невинная дамская месть. Тому, кто, задетый ее нелюбовью, заявляет снобистски и самодовольно: «А вы! о Боже мой!
Что – Загорецкий? Плут, полезный многим. Что – Горич? Остепенившийся муж. Что – Репетилов? Умеривший гулянки тусовщик, готовый соразмерно способностям просвещаться, внимая «прогрессивным речам». Что – остальные? Люди как люди.
Что – Чацкий? Панк.
«Он впадает в преувеличения, почти в нетрезвость речи, и подтверждает во мнении гостей распущенный Софьей слух о его сумасшествии», – вынужден признать Гончаров. Поведение Чацкого на балу невероятно совпадает с действиями лирического героя рассказа Эдуарда Лимонова Coca-Cola generation and unemployed leader. Тот накачивается на вечеринке в Париже и начинает обличать всех, шокируя дам, швыряя неполиткорректные дерзости, и, наконец, увлекает танцевать девицу: «Моей партнерше было трудно со мной, я видел, как ей трудно и как eй стыдно. Потому что я увлек ее в мой абсурдный стиль, а она этого не хотела, ей было неудобно перед толпой. Она стеснялась вместе со мною быть другой. Я увидел, как она обрадовалась, когда вдруг кусок музыки закончился. Спиной, вымученно улыбаясь, она отпятилась в толпу, и толпа сомкнулась». Не стыдилась ли Чацкого и повзрослевшая Софья? Еще цитата из рассказа Лимонова: «“Больной” меня обидело… “Я прекрасно здоров, – сказал я и поглядел на немку с презрением. – …В вас нет страстей! Вы, как старики, избегаете опасных имен и опасных тем для разговора. Так же, как опасных напитков”». Музыка прерывается, вокруг него встают люди. Он продолжает обличать. Его оглушают. Очнувшийся в траве парка, он с трудом идет по ночной улице с тяжелой головой и напевает: I’m an unemployed leader! («Я безработный лидер!»). Просто панк.
Чацкий – панк. Много их таких среди золотой молодежи – рвущих на себе рубахи от Gucci. Грибоедову он внятен. Наш Грибоедов, даром что строил карьеру, сам сочинял стихи в духе упомянутого Егора Летова:
Мы молоды и верим в рай, —И гонимся и вслед и вдальЗа слабо брезжущим виденьем.Постой же! нет его! угасло! —Обмануты, утомлены.И что ж с тех пор? – Мы мудры стали,Ногой отмерили пять стоп,Соорудили темный гробИ в нем живых себя заклали [2] .2
Из стихотворения А. С. Грибоедова «Прости, отечество!» <1828>. – Прим. Ред.
К XX веку мир не единожды искупался в крови, утопии обернулись кошмаром. Россия успела последовательно разочароваться: в монархии, в социалистическом строительстве, в демократии, а теперь, пожалуй, снова и в твердой руке.
Мир стал предельно циничным. Зло оправданно в сознании большинства.
Гости Фамусова теснят Чацкого с удесятеренной верой в свою правоту.
И все-таки – Чацкий молодчина!
Молчалин, Фамусов, Софья, Скалозуб, Загорецкий, Горич, Г. N. и Г. D. – тривиальны, как белый свет. Такие не переведутся. На них белый свет стоит.
Чацкий – бесстрашный открыватель пустот. Обличая, он говорит правду. Эта правда страшна. Эта правда заставляет человека разоблачиться совершенно – снять перед зеркалом не только сюртук, но и кожу. Чтобы эту правду оценить, надо так осмелеть, как способны немногие. Нужны недюжинное интеллектуальное мужество и мощь самоотречения, чтобы повторить полет Чацкого. Его карета – ракета. Он летит на отчужденной высоте.
Чацкий есть в каждом из нас. И тайное дело каждого – насколько мы готовы выпустить его на волю. Жил Чацкий и в Грибоедове, в определенной пропорции по отношению к дипломату. Грибоедов потому и подарил нам Чацкого, что был небывало свободен. Разница между Грибоедовым и Чацким в том, что первый – всеобъемлюще-солнечный, а второй – воинственный марсианин.
Не знаю, чувствуете ли вы себя настолько свободным, дорогой читатель, чтобы поддержать панка Чацкого. Лично я Чацкого люблю. И в школе любил. Недопонимал, а любил. И вы его любите, если сумеете. И даже если вы эту статью читать не стали и заглянули сейчас в концовку, все равно предлагаю вам набраться геройской отваги и Чацкого полюбить.
Эта статья начиналась за здравие, чтобы закончиться за бессмертие. «Горе от ума» содержит секрет вечной молодости. Солнце часто концентрируется в малых формах или в одной, выстраданной, долго-долго вытачиваемой вещице. Есть такие произведения, которые делают счастливым. Развязка безумна, ужас в тексте кромешный, всё плохо и все плохие – хуже не бывает. Автор, убитый толпой, достоин потока слез… И Чацкого отчего-то до слез жалко. Но перечитал «Горе от ума» – и как будто на курорт съездил. На Красное море. Или на Черное.