Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

Первушина Елена Владимировна

Глава 1. Город-просветитель. Первые петербургские поэты и писатели

Вначале Петербург – город военных и строителей, его заложили на маленьком острове близ устья реки Невы как военную крепость, которая должна была защищать только что отвоеванный в сражениях Северной войны выход к Балтийскому морю. Но в 1706 году Петр издал указ, согласно которому знатным московским людям надлежало переселяться в Петербург. Военная крепость начала превращаться в новую столицу, губернатором которой назначен «счастья баловень безродный, полудержавный властелин» – князь Александр Данилович Меншиков. В 1713 году сюда переехал Сенат, позже в новой столице основали Синод и 12 коллегий.

Поэтам XIX века казалось, что новая столица появилась в одночасье во

всей своей красе, бросая вызов северной природе. На самом деле город вырастал довольно медленно. На карте 1721 года можно увидеть легко узнаваемый силуэт Петропавловский крепости, деревянный Троицкий собор, ряд зданий вдоль набережной Петербургского острова (ныне – Петроградская сторона), Зимний дом и Летний дворец напротив крепости на другом берегу Невы, рядом дом Якова Вилимовича Брюса – руководителя первого в России артиллерийского, инженерного и морского училища и, по мнению современников, чернокнижника и масона.

Еще один ряд зданий – на Стрелке Васильевского острова, на другом берегу Невы – звездочка мазанковых еще стен Адмиралтейства (в то время – военной верфи), намеченную пунктиром Невскую перспективу со строящимся Александро-Невским монастырем у конца ее, несколько домов на берегах Мойки и Фонтанки, несколько мельниц на Ново-Адмиралтейском острове в устье Мойки, церковь Святого Сампсония на правом берегу Невы, пеньковые амбары и Морской госпиталь на будущей Выборгской стороне, Смольный монастырь ниже по течению Невы, несколько мельниц на Охте да несколько загородных усадеб на островах. Вот и весь «Парадиз» (Парадизом, то есть раем, любил называть новую столицу Петр).

Поначалу жизнь в городе была очень неуютной, например: для того чтобы потанцевать на балу или побывать на маскараде у того же князя Меншикова, полюбоваться на свадьбы карликов или на то, как пленные шведы и экипажи русских кораблей-победителей проходят через триумфальную арку на Троицкой площади, воздвигнутую в честь победы при Гангуте, или чтобы посмотреть на торжественный спуск на воду очередного корабля Балтийского флота, или просто навестить знакомых, дамам и кавалерам приходилось переправляться через Неву на нанятых лодках, что ветреными осенними вечерами или в дни наводнений становилось смертельно опасным делом.

В 1718 году Петр I издал указ, согласно которому «для увеселения народа, наипаче же для лучшего обучения и искусства по водам и смелости в плавании» было изготовлено большое количество парусных и гребных судов. Их раздали «разных чинов людям», для того чтобы «у всякого оные были вечно, то-есть, ежели какая трата на какие суда придется, повинен он такое ж вновь сделать». Хозяин судна должен был следить за ним: конопатить, смолить, при необходимости чинить такелаж, а «понеже не все еще обыкновенны к плаванью и содержанию оных судов», Петр приказал владельцам «ежевоскресно» являться на учения, а если тот не сможет по какой-то уважительной причине, то присылать вместо себя детей родственников или слуг. Такие маневры Невского флота были одновременно и развлечением (пусть подневольным), и обучением петербуржцев жизни в «Северной Венеции».

Камер-юнкер Берхгольц, сопровождавший в поездке герцога Голштинского, жениха цесаревны Анны, дочери Петра I, описывает одну из таких «экзерциций»: «Утром приехал граф Пушкин и объявил, его величество царь намерен устроить после обеда увеселительные катания на Неве на всех здешних барках и верейках, на которое приказал пригласить и его высочество… Здесь так заведено, что если в двух или трех определенных местах города вывешиваются флаги, то все барки и верейки или, смотря по флагу, все яхты, торншхоуты и буеры должны собираться по ту сторону реки, у крепости… Впереди плыл адмирал маленького флота, имевший на своем судне, для отличия, большой флаг. Прочие суда должны следовать за ним и не имеют права обгонять его. Царь ехал недалеко позади, на барке царицы; он стоял у руля, а царица с обеими принцессами, своими дамами и камер-юнкерами сидела в каюте. Проплыв довольно далеко, адмирал поворотил назад, а все следовавшие за ним остановились и выждали, пока он не прошел мимо… Валторнисты царицы, данные ей Ягужинским, играли

попеременно с нашими, которые на барке стояли позади, царские же впереди. Чудный вид представляла наша флотилия, состоявшая из 50 или 60 барок и вереек, на которых все гребцы были в белых рубашках (на барках их было по 12 человек, а на самых маленьких верейках не менее 4-х). Удовольствие от этой прогулки увеличивалось еще тем, что почти все вельможи имели с собою музыку: звуки множества валторн и труб беспрестанно оглашали воздух. Мы спустились до самого Екатерингофа, куда приехали очень скоро, потому что плыли по течению реки, да и, кроме того, водою туда от города не более четырех верст… По приезде в Екатерингоф мы вошли в небольшую гавань, в которую едва ли могут свободно пройти два судна рядом. Все общество по выходе на берег отправилось в находящуюся перед домом рощицу, где был накрыт большой длинный стол, уставленный холодными кушаньями, за который, однако ж, порядочно не садились; царь и некоторые другие ходили взад и вперед и по временам брали что-нибудь из поставленных на нем плодов»… Так «кнутом и пряником» Петр старался сделать из петербуржцев бравых мореходов.

Не менее серьезным испытанием становились новомодные ассамблеи, которые устраивал Петр I в Летнем саду. Конечно, на фонтаны и различные «затеи» – грот с водяным органом, зеленый лабиринт, птичий двор, оранжереи, «зверовой двор» с заморскими животными и т. д. – стоило посмотреть, общение с первыми людьми государства могло оказаться полезным, а заморские танцы разгоняли кровь и заставляли предаваться разного рода приятным мечтаниям. Но император был хозяином «с причудами», если ему случалось уехать с ассамблеи по каким-то государственным делам, то он мог приказать… запереть ворота Летнего сада и не выпускать гостей, так что тем приходилось часами ждать возвращения монарха, даже под проливным дождем. Вернувшись же в хорошем настроении, Петр принимался потчевать гостей крепким шнапсом, не давая поблажки даже женщинам. Одним словом – развлечение на первых Петербургских ассамблеях – тяжелая, а порой опасная работа.

Трудно было вести домашнее хозяйство – вездесущая вода затопляла погреба, и продукты портились, а достать новые нелегко: город пока еще почти ничего не производил, вокруг него было мало деревень, которые могли «кормить» его, и все продукты приходилось привозить из Москвы или из других мест.

Но петербуржцы все же обживали свой город и превращали его не только в политическую и военную, но и в культурную столицу. Одним из поразительных «европейских новшеств», заведенных здесь, стал – театр.

Цесаревна Наталья Алексеевна и первый российский театр

Младшая сестра Петра, царевна Наталья Алексеевна, вероятно, помнила рассказы о необыкновенном развлечении, которое в 1672 году устроил в своей главной резиденции, подмосковном селе Преображенском, ее отец – царь Алексей Михайлович – для ее матери, молодой красавицы Натальи Кирилловны Нарышкиной. Чтобы удивить и порадовать молодую жену, царь предложил ей европейское развлечение – театр. Автором пьесы и режиссером стал проживавший тогда в Москве лютеранский пастор Иоганн Готфрид Грегори. Он собрал более шестидесяти подростков – детей служилых и торговых иноземцев – и обучил их театральной науке.

Пьеса «Эсфирь, или Артаксерксово действо», была рассчитана на десять часов игры, но царь смотрел все, не сходя с места. И немудрено: некоторые монологи пьесы звучали, как страстное признание в любви Наталье Кирилловне. В реальной жизни такие пылкие слова были неуместны для его царственной особы, но театральное действо позволило царю озвучить свои чувства, хотя бы и не своими устами. Московские бояре тоже, вероятно, было удивились, услышав со сцены такие слова:

О живота моего утешениеИ сердца моего услаждение!Скорь бо в грудех моих пребывает,Зане сила ми оскудевает,Яко же сердце мое желает изъявити,Како тя души моего сердца имам любити!