Литературный институт
Шрифт:
И хотя я знал, что испытываю лишь иллюзии, мне было все-таки жаль, что нельзя с Александром Сергеичем зайти пусть не в «Яр», так хотя бы в модный по тем годам «Макдональдс», у которого круглыми сутками волновалась разношерстная очередь.
Вздохнув о том, что былого нельзя возвратить и печалиться незачем, я шел дальше.
Пройдя через скверик, где на низких скамейках вокруг остро пахнущих тинных фонтанов вовсю сверкали ногами весенние
К тому самому классическому желтому зданию с белыми пилястрами коринфского ордера, которое было описано как «Грибоедов» в «Мастере и Маргарите».
И которое и в ту пору оставалось именно таким, как его рисовал Булгаков.
Разве что вместо ресторана там разместились аудитории, а на клумбе перед входом не красовался зимой сугроб с воткнутой дворницкой лопатой: там круглый год стоял чугунный Горький в длинной подпоясанной косоворотке и развевающемся плащике.
* * *
Потом, после окончания занятий, снова выскальзывал из кованых ворот на Тверской бульвар.
Шел вниз.
Мимо театра, где погиб под рухнувшей декорацией великий Мейерхольд.
Где однажды я сам рассмотрел коленки своей случайной соседки – сокурсницы-поэтессы Ирины Н. – после чего увлекся ею всерьез и надолго, на всю сессию 3 курса.
Шел дальше, доходил до Никитских ворот.
Смотрел на церковь, где не существующий в природе бог уронил венчальную свечку, из последних сил пытаясь удержать поэта от безумства – не дать ему связать судьбу с губительницей неповторимой жизни.
И шел еще дальше, к грустному Гоголю, спрятанному советским оптимизмом в глубину Арбатского двора…
* * *
Москва принимала меня в себя и я растворялся в ней.
Я любил все ее черты и черточки; любил и «Столичную водку» Госплана и даже черный кирпич ныне снесенной гостиницы «Интурист».
А что стоили Сталинские высотки!
Величественные и легкие, подобные готическим соборам.
Ведь они не давили стоящего на земле человека, а лишь уходили все выше и выше с каждым шагом приближения к своим мощным фундаментам.
Издали – с самолета или на панорамном снимке – эти здания напоминали причудливые сталагмиты, вознесшиеся с земли и поддерживающие низкое небо своими высоко вознесенными звездами.
Словно бы помогающие почти таким же звездам старого Кремля.
* * *
Но мне эти высотные здания оставили еще и чувственный отсвет.
13
Да, именно так.
* * *
Несмотря на то, что согласно терминологии главы 10, мой Донжуанский счет по городу Москва составляет всего лишь 2,5 – 1 – 2 (что я имел в виду под «0,5», думайте сами), ощущения от столицы глубоко эротичны в совокупности.
И каждая черта моего любимого города так или
Вспомню всего один эпизод.
* * *
Стоял воскресный день.
Мы сидели в одной из «высоток» – конкретно в гостинице «Пекин», на Садовом кольце.
В номере, который снимали родители для одной из наших курсовых поэтесс.
(Той самой Ирины, которая одни ударом могла уничтожить обе кремлевские реликвии, о чем я писал во «Вкусе помады».)
Уже не помню, на каком этаже располагалась комната, своими трехметровыми потолками напоминавшая уютное ущелье. Помню только, что было там очень светло и просторно.
Мы сидели на краю широкой кровати – именно на кровати, по причине отсутствия иной мебели.
Нас было трое: кроме поэтессы и меня тут был еще один наш поэт.
Девушка сидела между нами, груди ее упирались в противоположную стену и перегораживали комнату на две части.
Мы с поэтом друг друга не видели и нам казалось, что поэтесса сейчас находится с обоими сразу, но все-таки с каждым по отдельности.
Хотя, наверное, последнее казалось лишь мне.
Ведь я успел попробовать чудесные бюсты всего лишь раз, да и то не руками, а… головой – проспав на поэтессином сокровище всю дорогу в автобусе на экскурсию в Загорск.
А вот поэт переживал с нею упоительный роман со всеми бурностями и наверняка ждал, когда я уйду.
Не сомневаюсь, что и девушка… к тому времени уже ставшая недевушкой, ждала того же самого.
Но тем не менее ребята ни единым словом не намекали на затянутость моего присутствия.
Думаю, им владел синдром, каковой озвучил герой-алкоголик в романе Олега Куваева, который утверждал, что больше всего в жизни любит не саму выпивку, а момент ей предшествующий.
То есть ожидание вот-вот грядущего удовольствия было куда сильнее, чем само удовольствие.
И потому мы сидели и болтали обо всем на свете.
На широком подоконнике стояла бутылка армянского коньяка за восемь рублей двенадцать копеек, а за окном я видел другую «высотку».
Здание МИД СССР, стоящее на Смоленской площади, в дельте реки Арбат.
* * *
Впрочем, я могу ошибаться.
Возможно, здания Министерства иностранных дел великой страны, занимавшей шестую часть мировой суши, я тогда не видел.
Не исключено, что номер поэтессы выходил на другую сторону; да и вообще не уверен, что Смоленская площадь просматривается из «Пекина».
Но это неважно.
* * *
Важным было лишь то, что в тот момент я думал о том самом здании.
Ведь я собирался туда на спланированное свидание.
Предыдущим субботним вечером я познакомился с девушкой.