Литературный театр
Шрифт:
Она. Тане Львовой захотелось в медицинский институт.
Он. Дядя нанял ей студента, долговязого, как прут.
Она. Каждый день в пустой гостиной он, крутя
свой длинный ус,
Он. Объяснял ей imperfectum и причастия на «us».
Она. Таня
И, выпячивая губки, отвечала на вопрос.
Он. Но порой, борясь с дремотой, вдруг лукавый
быстрый взгляд
Отвлекался от латыни за окно, в тенистый сад…
Пауза. Танец продолжается.
Она.
Там, в саду, так много яблок на дорожках и траве:
Так и двинула б студента по латинской голове!
Он падает навзничь. Крики: «Помогите!» Вбегают участницы Хоровода, сначала «оказывают помощь» студенту, затем образуют хоровод.
Хоровод.
Добрый вечер, сад-сад!
Все берёзки спят-спят,
И мы скоро спать пойдём,
Только песенку споём.
Толстый серый слон-слон
Видел страшный сон-сон,
Как мышонок у реки
Разорвал его в клочки…
А девочкам, дин-дон,
Пусть приснится сон-сон,
Полный красненьких цветков
И зелёненьких жучков!
До свиданья, сад-сад!
Все берёзки спят-спят…
Детям тоже спать пора
До утра!
Хоровод расступается. На сцене девочка, засыпающая в кресле.
Девочка. В тишине и темноте совсем-совсем другие мысли в голову приходят… На каком языке разговаривают мыши? Есть ли у них под полом мышиное училище?
Микки (в другом конце сцены). Ах, что я видел во сне! Будто я директор собачьей гимназии. Собаки сидят по классам и учат «историю знаменитых собак», «правила хорошего собачьего поведения», «как надо есть мозговую кость» и прочие, подходящие для них штуки.
Девочка. А что, если бы на северном полюсе поставить центральное отопление? Лёд бы весь растаял, на тёплой земле вырос бы Булонский
Микки. Я вошёл в младший класс и сказал: «Здравствуйте, цуцики!» – Тяв, тяв, тяв, господин директор! – «Довольны вы ими, мистер Мопс?» (Достаёт Мопса – куклу, ведёт диалог от имени Мопса и от своего имени).
От имени Мопса. Мистер Мопс, учитель мелодекламации, сделал реверанс и буркнул.
Звучит собачий вальс.
Пожаловаться не могу. Стараются.
Вальс прекращается.
От своего имени. Ну, ладно. Приказываю моим именем распустить их на полчаса.
Снова звуки собачьего вальса и радостное лаяние.
Девочка.
Каждый вечер перед сном
Прячу голову в подушку:
Последующий текст девочки идёт на музыкальным фоне и сопровождается «пляской» теней.
Из подушки лезет гном
И везёт на тачке хрюшку,
А за хрюшкою дракон,
Длинный, словно макарона…
За драконом красный слон,
На слоне сидит ворона,
На вороне стрекоза,
На стрекозке – тётя Даша…
Чуть прижму рукой глаза –
И сейчас же все запляшут.
«Пляска» теней становится энергичнее.
Девочка. А вот басни… Как будто стихи и будто не стихи. И всё разговоры, а в конце «мораль». Мораль – это, должно быть, выговор за плохое поведенье… И почему-то одни строчки в сантиметр, а другие длинные-длинные, как дождевой червяк… Вот только «Стрекоза и Муравей» вся ровненькая…
Встаёт и идёт в сторону теневого экрана. На экране портрет И.А. Крылова. Его реплики произносятся в микрофон.
Девочка. Скажите, вы… дедушка Крылов? Это вы мне снитесь, да?
Крылов. А может, и не снюсь. Ты почём знаешь?
Девочка. Нет, снитесь… Во-первых, сквозь вашу жилетку обои видно. А во-вторых, кто ж наяву на облаке в комнату приплывает? Да ещё ночью... Консьержка бы вас с облаком ни за что не впустила. Она сырости очень не любит.