Литературоведческий журнал №34 / 2014

Коллектив авторов

А Салтыков еще в 1884 г. готовит и выпускает книжное издание «Недоконченных бесед (“Между делом”)» (октябрь) и «Пошехонских рассказов» (ноябрь), где блистательно развиты повествовательные традиции гоголевского юмора времен «Вечеров». В том же ноябре начинает публиковаться цикл «Пёстрые письма» (отдельное издание вышло в ноябре 1886 г., а до этого, в сентябре, – первое издание сборника сказок «23 сказки»; как известно, большинство сказок было написано и издано также после «Отечественных записок» – подробно об этом далее).

Завершив в августе 1886 г. «Пёстрые письма», Салтыков тут же начинает цикл «Мелочи жизни», который

давно признан «одним из самых значительных, самых глубоких» произведений писателя, представляющий собой «новый особый сплав острой публицистической “манеры”, характерной для таких высших достижений его творчества, как “Письма к тетеньке” или “За рубежом”, с глубиной и совершенством социально-психологического реализма “Господ Головлёвых”, многих рассказов “Сборника” и др.» 104 . Ровно через год, 27 августа 1887 г., после журнально-газетных публикаций глав, вышло книжное издание «Пёстрых писем».

104

Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч. в 20 т. – М.: Худ. лит., 1974. – Т. 16 (II). – С. 329 (суждение А.С. Бушмина и К.И. Тюнькина). Далее ссылки в тексте с указанием тома и страницы арабскими цифрами.

И вновь без перерыва – болезни каким-то чудом в который раз отступают – Салтыков начинает неотрывно работать над «Пошехонской стариной» и заканчивает эту самую объемную свою книгу в январе 1889 г. И хотя проблема художественной завершенности финала «Пошехонской старины» остается в поле внимания щедриноведов, сама по себе творческая продуктивность Салтыкова в 1884–1888 гг. и вплоть до рокового апреля 1889 г. не вызывает никаких сомнений.

Хорошо известно свидетельство А.Н. Плещеева, писавшего А.П. Чехову 13 сентября 1888 г. о работоспособности Салтыкова: «Этот больной старик перещеголяет всех молодых и здоровых писателей» (цит. по: 17, 515). Красноречив контекст этого высказывания. Двумя месяцами старше Салтыкова, Плещеев с 1872 г. был членом редакции «Отечественных записок» (секретарь, затем зав. стихотворным отделом), прекрасно знал трудовую неутомимость Салтыкова и ему было с чем сравнивать.

На необходимость раскрыть «некую психобиологическую загадку» Салтыкова периода «Пошехонской старины», объяснить его творческую неисчерпаемость указывал С.А. Макашин 105 . И в этих обстоятельствах переносить внимание на физиологическое состояние Салтыкова едва ли обоснованно. Но необходимо рассмотреть психологическое самочувствие писателя после закрытия «Отечественных записок» – и ранее, от начала правления Александра III. Эпоха, которая не только на протяжении всего советского времени по совершенно прозрачным причинам 106 подвергалась особо яростному оплёвыванию, но и до 1917 г. получила в общественном сознании негативную оценку. Причины этого в известной степени можно понять и при анализе творческой биографии Салтыкова-Щедрина 1880-х годов.

105

См.: Макашин С. Указ. соч. – С. 438–439.

106

История

личного участия Александра Ульянова в покушении на императора Александра III до сих пор полна умолчаний и должным образом не исследована, но доподлинно известно, что в содеянном Ульянов не сожалел, а его письмо все же со словами покаяния императору передано не было (см., например: Александр Третий: Воспоминания. Дневники. Письма. – СПб.: Изд-во «Пушкинского фонда», 2001. – С. 249–251; Толмачёв Е.П. Александр III и его время. – М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2007. – С. 540–543).

Знаменитые слова Константина Леонтьева: «…надо подморозить хоть немного Россию, чтобы она не “гнила”», которые любят вспоминать по любому поводу без ссылки на источник и вне контекста, были удивительным образом датированы 1 марта 1880 г. 107 , когда оставался ровно год до катастрофы. Леонтьев так пояснял впоследствии этот тезис, ставший помимо его воли скандально знаменитым: «…надо одно – подмораживать все то, что осталось от 20-х, 30-х и 40-х годов, и как можно подозрительнее (научно– подозрительнее) смотреть на все то, чем подарило нас движение 60-х и 70-х годов» 108 . Собственно здесь дальновидный мыслитель развивал мысли, высказанные много ранее С.С. Уваро-вым: «Мы, т.е. люди XIX века, в затруднительном положении; мы живем средь бурь и волнений политических. Народы изменяют свой быт, обновляются, волнуются, идут вперед. Никто здесь не может предписывать своих законов. Но Россия еще юна, девственна (Леонтьев: «В России много еще того, что зовут варварством, и это наше счастье, а не горе». – С.Д.) и не должна вкусить, по крайней мере теперь еще, сих кровавых тревог. Надобно продлить ея юность и тем временем воспитать ее. Вот моя политическая система… Мое дело не только блюсти за просвещением, но и блюсти за духом поколения. Если мне удастся отодвинуть Россию на 50 лет от того, что готовят ей теории, то я исполню мой долг и умру спокойно. Вот моя теория» 109 .

107

Впервые опубликованы в газете «Варшавский дневник» (статья «Газета “Новости” о дворянском пролетариате»), где Леонтьев был тогда помощником редактора. См. совр. публикацию: Леонтьев К. Восток, Россия и Славянство. – М., 1996. – С. 246 (здесь и далее все шрифтовые выделения в цитатах Леонтьева принадлежат их автору).

108

Леонтьев К. Указ. соч. – С. 344.

109

Цит. по изд.: Коган П. Очерки по истории новейшей русской литературы: Том первый. Изд. 7-е. – М.; Л., 1929. – С. 9.

Конец ознакомительного фрагмента.